Аналитика, эссе, интервью в Русском Журнале Аналитика, эссе, интервью

В этом году увеличится число признанных государств. Летом свою независимость провозгласит Косово. Американцы, да и не только они, уже говорят о государственности Косово как о свершившемся факте.

В Талмуде есть притча о том, как еврейский судья должен делить сукно, если на него претендуют двое. Если каждый из них говорит: "сукно – моё", судье предписывается разделить материю ровно надвое. Если же один из них говорит: "всё сукно – моё", а второй, выражая здравомыслие и стремление к достижению компромисса, изначально согласен разделить сукно надвое, судья отмеряет первому претенденту ¾ материи, а второму – только ¼. И в этом есть своя справедливость: ведь первая половина материи находится вне предмета спора. Наблюдая за теми стандартами, которые навязывает миру евроатлантическое сообщество во главе с США и Евросоюзом, можно с уверенностью сказать: древний еврейский урок не был оставлен ими без внимания.

В этом году увеличится число признанных государств. Летом свою независимость провозгласит Косово. Американцы, да и не только они, уже говорят о государственности Косово как о свершившемся факте. В ноябре 2005 года в ! Лондоне состоялось заседание "контактной группы по Косово" на уровне руководителей внешнеполитических ведомств шести государств (России, США, Великобритании, Германии, Италии и Франции), на котором, в частности, было принято решение о "невозможности возвращения к положению, существовавшему до 1999 года", следовательно, не может быть речи о сохранении Косово в составе федерации Сербии и Черногории.

Однако, стремясь всеми силами, в нарушение принципа незыблемости границ в Европе, отделить Косово от Сербии, западные лидеры отказывают в такой возможности другим непризнанным республикам. Речь идёт, в первую очередь, о новых государствах на постсоветском пространстве, возникших в начале 90-х годов: Приднестровье, Абхазия, Южная Осетия и Нагорный Карабах. Практика двойного стандарта была заложена даже в заявление Контактной группы: "раздел Косово недопустим". Иными словами, албанское большинство в Косово имеет право "самостоятельно решать с! вою судьбу", а сербское меньшинство не имеет права на сох! ранение в составе Сербии. Аналогичная практика присутствовала и в ходе решения проблем сербского населения в Хорватии (Сербская Краина) и в Боснии-Герцеговине.

Однако, согласно старой римской традиции, quod licet Jovi – non licet bovi. Глава Миссии ОБСЕ в Молдове Уильям Хилл с порога отвергает любую возможность применение косовской модели к Приднестровью. В интервью кишинёвской газете "Время" он сказал: "Что касается Приднестровья, то здесь ситуация во многом абсолютно несравнима с тем, что происходило и происходит в Косово. Слава Богу, нет такой этнической и религиозной враждебности, которая есть на Западных Балканах, в том числе в Косово. Я там работал. Там людям не только надо объяснять, что нельзя убивать своего соседа, им нужно доказывать, что это нехорошо. Заходишь в гости к сербу, а он говорит: "Не оставляйте машину перед домом, а то албанцы ее или обчистят, или разобьют". То же самое говорят албанцы. А тут, вы знаете, многие полицейские! живут в населенных пунктах под юрисдикцией Тирасполя, а полицейские участки находятся в селах под контролем Кишинева. Каждый день они ходят на работу. Так что сравнивать невозможно. Тут нам не приходится защищать жизни людей. По сравнению с Косово, в Молдове вообще нет конфликта. Здесь отсутствует народное противостояние, есть лишь личные интересы представителей власти. Поэтому нам не нужно будет принимать такие меры, как в Косово".

Иными словами, в силу того, что приднестровцы ведут себя лояльно и цивилизованно, не убивают молдавских полицейских, не разбивают машины с молдавскими номерами – они не обладают теми правами на обретение независимости, какими обладают косовские албанцы. Вывод: хотите свободы – становитесь фанатиками, насильниками, убийцами, террористами. Иначе нельзя – не впечатлите. Для пущего сравнения воспроизведём лишь некоторые фрагменты того, какие методы использовали косовские албанцы в борьбе за демографическое доминировани! е в крае и последующее отделение его от Сербии.

Косово &! #150; не просто исторически сербский край, он имеет важнейшее значение в национально-исторической традиции сербского народа. Здесь, на Косовом поле, состоялась трагическая битва в 1389 году, после которой Сербия на долгие годы утратила свою политическую и духовную независимость, попав под власть Османской империи. В течение пяти веков сербским девушкам запрещалось украшать себя цветами и надевать на голову любой другой платок, кроме чёрного. Сербские мужчины обвязывали свои шапочки чёрными лентами и под гусли рассказывали о древней трагедии.

Подобную историческую память о пережитой национальной катастрофе можно сравнить с ежегодно отмечаемым евреями днём "девятого числа месяца Ав" в память о разрушении Второго Храма. Экстатическое поведение верующих евреев в этот день – разрывание на себе одежд, посыпание головы пеплом – поразило Наполеона Бонапарта во время его пребывания в Палестине в начале XIX века. Среди русских подобная память о национальной трагедии ! находит отражение в легенде о Евпатии Коловрате, падении Севастополя в Крымской войне и гибели крейсера "Варяг".

После гибели сербского войска на Косовом поле и окончательного падения Сербского царства под ударами турок сербы, хоть и ставшие "райей", всё ещё составляли большинство населения в крае. Тем не менее, после "великого переселения" 1690 года, когда потерпело поражение Сербское восстание под руководством Карагеоргиевичей, около 30 тысяч сербских семей под угрозой жестоких турецких репрессий были вынуждены покинуть Косово. После этого демографическая ситуация в крае стала неуклонно меняться в пользу албанцев-мусульман. В ходе двух мировых войн XX века сербы и албанцы оказывались по разные стороны фронта. В годы Второй Мировой войны косовские албанцы активнейшим образом сотрудничали с гитлеровскими оккупационными властями, из их числа была сформирована дивизия СС "Скандерберг". По данным американских спецслужб, с апреля 19! 41 года по август 1942 года албанцы уничтожили около 10 тысяч ! сербов, а число сербских беженцев из Косово за тот же самый период составило более 100 тысяч человек.

Сепаратистская деятельность албанцев в Автономном крае Косово началась сразу после войны и не прекращалась ни один день. Цель – отделение от Югославии и присоединение его к Албании – оставалась неизменной вне зависимости ни от статуса края в составе СФРЮ, ни от количества инвестируемых в его развитие денег, ни от уровня конфликтности межнациональных отношений. Уже в 1956 году служба безопасности СФРЮ вскрыла в крае несколько диверсионных групп, которые были заброшены из Албании в Косово для создания нелегальных националистических организаций. В конце 50-х - начале 60-х гг. в Косово действовала организация "Революционное движение за объединение албанцев", устав которой гласил: "Основная и конечная цель движения - освобождение шиптарских краев, аннексированных Югославией, и объединение с матерью-Албанией".

Сепаратистское движение албанцев в св! оём развитии прошло несколько этапов:

Подпольные организации внутри Косово поддерживались албанскими организациями по всему миру. Конец 60-х гг. в Косово был ознаменован массовыми выступлениями и демонстрациями националистически настроенной албанской молодежи. Этим демонстрациям предшествовали так называемые "конституционные дискуссии" в СФРЮ, на которых албанцы выдвигали лозунги, впоследствии неоднократно повторяемые: "самоопределение", "Косово – республика" и т.д. Конституция 1974 года значительно расширила права автономии в федерации, а многие албанцы считают этот период наиболее благоприятным для развития края. Однако и после принятия Конституции обстановка в Косово продолжала оставаться напряжённой. Одной из форм б! орьбы косовских албанцев стало мощное студенческое движение, к! оторое з анималось в основном пропагандой, распространением запрещённой литературы, написанием листовок.

На молодёжный аспект албанского сепаратизма еще в 1974 году обращал внимание будущий посол США в Югославии Л.Иглбергер. На одной из неформальных встреч с югославскими политиками и журналистами он отмечал: "Посмотрите, что вы как государство делаете в Приштине, и в Косово вообще. Вы открыли для албанцев один из самых больших университетов в Югославии, дали им Академию наук, готовите каких-то политологов, социологов, философов, чем сами себе создаете великую армию будущих недовольных, которые завтра выйдут на улицы и потребуют свое государство и свою республику!"

В Югославии на развитие Автономного края Косово в течение всего послевоенного периода выделялись значительные средства. В период 1965-1985 гг. темпы экономического роста в крае были самыми высокими в стране. Но в пересчёте на душу населения экономические показатели Косово значительно уступали другим ре! гионам СФРЮ. Одним из факторов, влиявших на такие различия в показателях, был опережающий (первое место в Европе) естественный прирост косовско-албанского населения. Всё, что общество вкладывало в развитие Косово, поглощалось демографическим приростом. Албанцы выражали недовольство, полагая, что они недополучают средства, предназначенные для развития края, и потому отстают в общественно-экономическом развитии.

В марте 1981 года в Косово вспыхнуло восстание. Митинги приобрели тогда явно антигосударственный характер, зазвучали требования об объединении с Албанией, с флагштоков сбрасывались и сжигались югославские флаги, албанцы вырезали целые сербские семьи, силой занимали их дома. Следствием этого явился новый массовый отъезд сербов из Косово. Процесс выселения из автономного края жителей сербской и черногорской национальностей принял постоянный характер. В январе 1986 года была опубликована петиция 2000 сербских граждан Косова Поля с протестом против албанского национ! ализма и сепаратизма. Почти полтора года спустя, 24 апреля 198! 7 года, председатель ЦК Союза коммунистов Сербии Слободан Милошевич выступил со своей знаменитой речью в защиту косовских сербов: "Никто не смеет вас бить!". Именно это выступление ему ставят в вину как "начало конфликта".

Конец 1989-го – начало 1990 гг. были отмечены массовыми демонстрациями косовских албанцев, сопровождавшихся насильственными акциями: погромами сербского населения, избиением людей, убийствами. Для прекращения насилия правительству приходилось неоднократно вводить комендантский час. Среди албанцев усиленно распространяются слухи о якобы массовом отравлении албанских детей (что явно совпадает с аналогичными акциями в Армении и Азербайджане, и, по мнению российского публициста Ксении Мяло¹, подразумевает одно и то же авторство). 2 июля 1990 года албанские депутаты Скупщины Косово провозглашают Косово республикой. Скупщина Союзной республики Сербии принимает решение о роспуске косовской скупщины, а у! же 7 сентября, на тайном заседании в Качанике делегаты-албанцы распущенной Скупщины приняли Конституцию Республики Косово. Никакого референдума, в отличие от Приднестровья, там не проводилось. О том, чтобы поинтересоваться мнением косовских сербов, не было и речи.

Начиная с 1990 года, албанское Косово управляется теневым правительством Ибрагима Руговы, тесно контактирующим с представителями мировой албанской диаспоры (несколько сот тысяч человек в Германии, Швейцарии, Голландии, США), в первую очередь, с теневым правительством Буджара Букоши в Мюнхене. В 1995 году армия Албании переходит под крышу Пентагона, проводятся совместные американо-албанские военные учения. Албания и Косово становятся узлами крупных трасс наркоторговли, контроль над которыми захватывает террористическая организация "Армия освобождения Косово" (АОК).

Наркотические корни АОК и наркоторговые связи косоварской диаспоры ни для кого на Западе не были секретом. Ещё весной 1997 года на! слушаниях в парламенте Италии было отмечено, что распростране! ние в ми ре албанской наркосети идёт за счёт нелегального вывоза "беженцев" из Косово, под видом "спасения женщин и детей". Также многие эксперты утверждали, что проблема дестабилизации Косово – это, в первую очередь, проблема борьбы наркооружейных мафий за передел сфер влияния и контроль за наркопотоками.

Более того – эти связи даже не скрывались! В ноябре 1998 года глава МИД Германии Йошка Фишер принял руководителей теневого правительства косовских албанцев "в изгнании" Букоши и Агани, а буквально на следующий день комитет албанской диаспоры по сбору денег для АОК установил минимальный уровень "дани" с зарубежных албанцев: 1000 швейцарских франков в год с человека в Швейцарии, 1000 марок – в Германии, 1000 долларов – в США и Канаде. Суммарный доход от такого "налога на АОК" составил около 3–4 млрд. долларов в год. Как утверждает западная пресса, именно под опёкой западных политиков и спецслужб албанска! я наркомафия стала одной из мощнейших в мире, тесно связанной с Колумбией и Афганистаном.

Сообщалось в прессе и то, что лидеры АОК Хаким Тачи (по кличке Змей) и Якуб Красничи стали полевыми командирами, занимаясь наркобизнесом. Уже в мае 1999 года, в самый разгар агрессии НАТО против Югославии, японская газета "Саккэй Ниппо" со ссылкой на источник федерального управления по борьбе с наркотиками США писала, что криминальные структуры, управляемые АОК, ввозят в Европу по "балканскому коридору" (Турция – Болгария – Македония – Косово) более 6 тонн героина в месяц, быстро перехватывая значительную часть европейского наркоторгового рынка у сицилийских картелей. На следующий день после этой публикации французское "Геополитическое обозрение наркобизнеса" заявило, что считает АОК ключевым игроком в расширяющемся бизнесе "наркотики за оружие", и что за истекший 1998 год (самый активный год по части вооружённой поддержки За! падом косовских боевиков) эта группировка переправила в Европу! героина на сумму более 2 млрд. долларов. Спустя два дня откликнулась и лондонская "Дейли Телеграф", сообщив, что кабинет Тони Блэра поручил британской спецслужбе МИ-6 расследовать появившиеся в печати сообщения о преступной деятельности АОК, и что начата проверка подозрительных банковских счетов в Швейцарии, через которые, как предполагалось, в АОК поступают деньги наркомафии.

"Армия освобождения Косово" легализовалась на Балканах под крышей НАТО. "Борьба за независимость Косово" превратилась в борьбу за отмывание грязных денег, посредством введения для всех без исключения албанцев мира "налога на свободу". Как отмечает Ксения Мяло², если военная агрессия США против Панамы объяснялась "причастностью генерала Норьеги к наркоторговле" (так и не доказанной!), то в данном случае "единственная сверхдержава" вступила в открытый союз с террористами и наркоторговцами. Если это не двойной! стандарт, то что такое двойной стандарт?

АОК, регулярно и бесперебойно снабжаемая деньгами и оружием, развернула в крае настоящий террор против мирного населения, в ответ на который югославские власти ответили ужесточением мер по восстановлению правопорядка. США, Англия и Франция ответили требованием о выводе сербской полиции из Косово. К этим требованиям присоединила свой постыдный голос и козыревская дипломатия России 90-х. К "жертвам сербского полицейского террора" была отнесена и "семья" наркобарона Адема Яшари, убитая в перестрелке с полицией.

Как готовилась военная интервенция против Югославии, тоже весьма примечательно. 2 октября 1998 года Мадлен Олбрайт и премьер-министр Великобритании Тони Блэр заявили, что "для начала операции НАТО в Косово согласия ООН не требуется". То есть, операция будет проведена в любом случае. На следующий день после этого "Демократическая лига Косово" под руководством Ибрагима Руговы зая! вила, что "не пойдёт на переговоры с Милошевичем, пока НА! ТО не на чнёт бомбардировки Сербии". Тогдашний генсек НАТО Хавьер Солана заявил, что "если Милошевич не подчинится требованиям вывода войск из края, НАТО начнёт бомбардировки Сербии". Мировые агентства со ссылкой на сербские источники заявили, что Милошевич принял все требования, кроме появления контингента НАТО в Косово. На это спецпосланник президента США Ричард Холлбрук заявил, что "это главное, с чем надо согласиться".

Затем в ход пошли откровенные циничные фальсификации. В январе 1999 года сербская армия уничтожила крупную группировку вооружённых террористов в форме АОК. Мировое общественное мнение представило этот инцидент как "массовую расправу сербской армии над мирным албанским населением". Заявления югославского военного командования о том, что трупы убитых боевиков были переодеты в штатское и обезображены самими албанцами, были проигнорированы (спустя некоторое время эти показания были полностью подтверждены независимой международно! й экспертизой). Когда президент Югославии Слободан Милошевич потребовал провести детальное расследование этого инцидента – ему в этом было отказано.

Аналогичная фальшивка была запущена в августе 1998 года немецкой "Тагесшпиль" о массовых захоронениях мирных албанцев вблизи Ораховаца, якобы убитых сербами. В статье говорилось, что "из 567 трупов, захороненных на территории бывшей свалки, 420 тел детей". Однако журналисты австрийского агентства "Ди Прессе", проведя собственное расследование, установили, что всё написанное "Тагенсшпилем" было ложью. Вслед за этим свои опровержения представили агентства "Рейтер" и "Ассошиэйтед Пресс" в "Интернейшнл Геральд Трибюн" 8 августа 1998 года: "сведения о массовых захоронениях албанских мирных жителей не нашли никаких подтверждений". Тем не менее мировое общественное мнение было "накручено" против "сербских извергов".

Око! нчательно все точки над "ё" расставила американская ! "Нь ю-Йорк Обсервер" в номере за 5 апреля 1999 года: "Даже если Соединённые Штаты не имели никаких гуманитарных интересов в прекращении уничтожения косовских албанцев, даже если бы поток беженцев не создавал угрозы расползания войны – у нас все равно была бы насущная причина воевать с сербской диктатурой. Вот она: отбить охоту у потенциальных подражателей Милошевичу, которые могут представлять гораздо большую опасность в будущем... Природа этой опасности особенно очевидна в России, где внешняя политика находится под влиянием ультранационалистов и бывших коммунистов со все более отчетливой фашистской окраской. Если эти силы когда-нибудь и придут к власти, они обязаны знать, что НАТО не будет безразлично относиться к жестокостям, подобным тем, что творятся ныне на Балканах".

Впоследствии, когда уже после бомбардировок Белграда и гибели мирных сербских жителей Косово было очищено от сербской армии, и там, при полно! м бездействии войск НАТО, "ответственных за поддержание порядка", началась массовая резня сербов, полная чистка края от них, сожжение православных монастырей и т.д. – Запад на это отреагировал лишь помахиванием пальчиком. Никаких решений Совета безопасности ООН не было, бомбить Тирану или Приштину никто не собирался.

Подобным же образом отмечено использование двойных стандартов в Палестине. До развала СССР Израиль получал полную и всецелую поддержку со стороны США как противовес советскому влиянию на арабский мир. Однако после развала и исчезновения мощного геополитического конкурента с международной арены Вашингтон более не нуждался в сильном и самостоятельном Израиле. США стали поддерживать арабский мир, что проявилось в навязывании Израилю Норвежских соглашений (без всякого участия в этом России и стран Европы) и плана "Дорожная карта".

Одновременно Запад всеми силами оказывал поддержку Палестинской администрации во главе с Ясиром Ара! фатом и движением ФАТХ. Закрывались глаза и на массовые факты ! коррупци и в руководстве автономии, и на разворовывание выделяемых Палестине денег, оседающих на банковских счетах арафатовского клана, и на непосредственное участие ПА в подготовке и проведении терактов против Израиля (в частности, создание при участии ближайших сподвижников Арафата и Аббаса – Джибриля Раджуба, Махмуда Дахлана и Мурмана Баргути – боевых группировок "Бригады мучеников Аль-Акса" и "Отряд 17").

Ещё задолго до организованных при содействии Запада выборов в Палестине достаточно многие аналитики в Израиле и в мире (в том числе автор этих строк) не раз предупреждали: если в Палестине провести свободные и демократические выборы – там к власти придёт ХАМАС. Нас никто не слушал. Точно так же никто не слушал ни тех, кто предрекал растущую озлобленность в сербском обществе в результате агрессии и насильственной "цветной революции" (задолго до убийства премьер-министра Зорана Джинджича), ни тех, кто предрекал, что американская и! нтервенция в Ирак не принесёт туда демократию – там власть захватят радикально-исламские группировки, а солдаты американской коалиции станут пушечным мясом для терактов местных шахидов. Алармистов, бивших во все колокола, называли фантазёрами и в лучшем случае отделывались улыбками.

Следует обратить внимание и на рост политического фундаментализма и радикализма в самом Израиле, во многом спровоцированных активными действиями израильских администраций Ицхака Рабина и Ариэля Шарона, всецело ориентированных на администрацию США. Премьер-министр Израиля Ицхак Рабин, подписавший Норвежские соглашения о признании Организации освобождения Палестины, напомним, был убит в ноябре 1995 года еврейским радикалом Игалем Амиром (версию о причастности к этому убийству израильских и американских спецслужб, а также мирового правительства пока оставим в стороне).

Премьер-министру Ариэлю Шарону также пришлось столкнуться с сопротивлением еврейских поселенцев и всей национально! й оппозиции реализации его плана насильственного выселения евр! еев из с ектора Газа, что вкупе с коррупционными скандалами вокруг его семьи стоило ему здоровья. Сегодня израильский национально-религиозный лагерь всё более радикализируется, резко усиливаются позиции радикального движения КАХ, стоящего на антиамериканских позициях и внесённого в США в список террористических организаций. Усиливаются и позиции радикального движения "Беад Арцейну" под руководством выходца из России Авраама Шмулевича.

Военные агрессии против Ирака и Югославии продемонстрировали известную истину: Запад в своей международной политике основывается на ницшеанском "праве сильного". Заявления западных политиков в преддверии интервенции против Югославии можно было свести только к одной фразе: "Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать". Справедливо мнение, высказанное покойным российским философом Александром Панариным: "Сегодня самым идеологическим народом на земле, несомненно, являются американцы. Полнота их идентификации с новы! м великим учением объясняется тем, что по меркам этого учения именно они являются "избранным народом", именно им вручена миссия и обещано конечное торжество. Поэтому и решения, которые принимает Америка, - это апокалиптические решения, отмеченные близостью развязки исторической драмы человечества. Мировая война за окончательное торжество либерального идеала во всём мире для США – то же самое, что мировая революция для большевиков первого призыва. Как те, так и другие уже не способны воспринимать людей другой формации обычным человеческим образом: они наделяются демоническими чертами носителей последнего зла. Вопреки всяким разглагольствованиям о толерантности, плюрализме, диалоге и прочих реликтах старого либерального сознания, новое либеральное сознание абсолютно монологично, абсолютно закрыто для апелляций извне, для свидетельств другой позиции и другого опыта"³.

Таким образом, стратегия американцев (в т.! ч. и в отношении создания независимого Косово, и в утверждении! "у никальности" косовского случая) основывается на предельно жёстких идеологических и даже религиозных основаниях. Понятно, что любая оппозиция "уникальности Косово" будет восприниматься американцами и их европейскими сателлитами в штыки. Понятно, что США сделают все возможное и невозможное, чтобы Косово получило независимость и признание со стороны мирового сообщества, а все остальные кандидаты на международное признание (ПМР, Абхазия, Южная Осетия, Нагорный Карабах) такой возможности были лишены.

Однако американцам следует помнить, что они швыряют камни из достаточно хрупкого стеклянного дома. Своими действиями Запад, в лучшем случае, лишает мировое общественное мнение веры в нормы международного права, повсеместно распространяя в мире политический нигилизм. В худшем случае – загоняя своих оппонентов в угол, способствует радикализации их методов борьбы.

Это мы видим на примере Палестины (одновременная радикализация арабских и еврейских ф! ундаменталистов), Сербии (радикализация сербской оппозиции, убийство Джинджича, успех на выборах правого лидера Воислава Шешеля, отвергавшего в 1996 году компромисс Милошевича с США), Приднестровья (яркие акции массового протеста, организованные молодёжным движением "Прорыв!" у стен представительства ОБСЕ в Тирасполе), да и в самой России (рост антиамериканизма в гражданском обществе страны вплоть до формирования антиамериканского консенсуса, успех на думских выборах радикальных партий "Родина" и ЛДПР). Россия будет всё более удаляться от США, всеми силами стремясь к построению альтернативного Западу военно-политического блока стран (ибо ни один из российских руководителей не сможет противопоставлять себя стихийно складывающемуся общественному мнению).

Сейчас перед американцами стоят две альтернативы – или они идут на уступки в вопросе "уникальности Косово" (допуская повсеместное признание новых государств, в т.ч. и на постсоветском ! пространстве), или весь западный мир в очень скором времени ок! ажется п еред воплощением прогноза Самуэля Хантингтона: The West against the Rest⁴ (Запад перед лицом объединённого и противостоящего ему остального мира).

¹ Мяло К.Г. Россия и последние войны XX века. К истории падения сверхдержавы. - М., Вече, 2002.

² Там же.

³ Панарин А.С. Стратегическая нестабильность в XXI веке. – М., Эксмо, 2004.

⁴ Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. – М., АСТ, 2005.

Стоит ли нам особенно сейчас так отдалять себя от Европы и ее проблем перед лицом общей угрозы? Или нас чтение Леонтьева от нее спасет? Признавая человека гением, не обязательно хоронить Европу.

Рад, что смог хоть чем-то помочь Федору Ивановичу Гиренку. Тем более приятно, что статья, рассчитанная все больше на неученых, чем на ученых, на тех, кто, может, о Леонтьеве и слыхом не слыхивал, вдруг принесла прозрение и понимание столь почтенному философу. У нас так редко коллеги по цеху берутся читать писания друг друга, что я от радости даже поначалу и не хотел возражать. Ну, прочитал. Ну, не понравилось. И на том спасибо.

Спорить с Гиренком о Леонтьеве все равно что ввязываться в спор с поклонником твоей бывшей возлюбленной, с которой, между прочим, остались добрые отношения. Не исключено, что он полюбил ее за те же достоинства, а может, и недостатки, что и ты когда-то. Можно, конечно, поинтересоваться у пылкого влюбленного, отчего же он не сподобился посвятить своему предмету обожания торжественную оду, отчего не воспел то утро, в которое 175 лет назад осчастливил мир своим появлением гений, а оставил позаботиться об этом одному из тех, кто "не лю! бит русскую философию"? Вопрос этот, конечно, риторический, как и бесконечный "спор славян между собою" о том, кто из нас действительно любит Россию, а кто - просто так, делает вид, примазывается. Тем более если мы начинаем вот так ставить знаки равенства: между любовью к Леонтьеву и любовью к русской философии. Любовь, конечно, долготерпит… но забалтывается. Ее может просто не хватить в нужное время и в нужном месте.

Вопрос о том, "почему не любят русскую философию", уже как-то задавался мной в такой (или почти такой форме) на страницах периодики. Услышав его риторически обращенным ко мне из уст Федора Гиренка, мне почему-то захотелось по-леонтьевски ответить: "А потому что ее боятся!"

Вот написал человек статью, в которой он, может, и не совсем здорово, но более или менее связно пересказал биографию Леонтьева и без неуемных восторгов озвучил несколько его идей, как тут же из департамента русской философии звучит г! невный окрик: "Что вы себе позволяете"! Где ответы н! а извечн ый русский вопрос: спасемся мы или не спасемся? Где рецепты восстановления русской государственности и вкупе с нею православной жизни, утраченной в 1917 году? Где про то, что "Запад гибнет"? А вместо этого все про какие-то "таинственные комнаты" да про излитые на читателя страницы чувств! Федор Иванович, я-то человек привычный. Но народ распугаете! Они, ошеломленные таким количеством предельных и даже запредельных вопросов, которые сию минуту надо решить, отойдут от русской философии куда подальше и пойдут себе грызть какого-нибудь немца, ну хоть Хабермаса, что ли!

Занимаясь историей русской философии, я не считаю себя вправе занимать площади печатных изданий исповедальными признаниями любви к тем или иным философам и русской философии вообще. Если читателю угодно, пусть он выискивает между строк нотки любви, ненависти, приязни, иронии, сарказма и прочих "следов" автора. Да я покуда и не настолько (много)значителен, чтобы мои тексты подвер! гались подобного рода герменевтике.

Русские философы Соловьев, Леонтьев, Розанов немало потрудились в писании статей для газет и научили меня тому, что 1) статья не должна быть скучной, она должна читаться, и желательно не наискосок, дочитываться до конца, 2) в ней не должно быть заведомой лжи, подтасовки фактов, клеветы. Если я, поведав читателю о Леонтьеве, хоть в чем-то наврал, то пусть маститый профессор учительно укажет мне на подлог. А интерпретации… Их может быть много, как много может быть заходов и в рассказе о жизни такого яркого человека, как К.Н.Леонтьев. Дело здесь вовсе не в его учении, которое может показаться простым и глубокомысленным, излагаемым на одной странице или в многотомном исследовании, а в личности настоящего русского барина. Именно личностями на редкость богата и интересна русская философия.

Дело в том, что, преподавая философию студентам, а также донося ее на протяжении ряда лет до умов 14-, 15-, 16-летних школьников, мне пришло! сь научиться излагать на одной странице не только Леонтьева, н! о и Кант а с Гегелем и с Владимиром Соловьевым. Возможно, это не могло не упростить мой ум (упрекнет ли при этом меня Федор Иванович в том, что я даром ем свой хлеб?!). Но по мне, так лучше на одной странице суть, чем на печатный лист - излияний восторженной гимназистки.

Я начинал интересоваться Леонтьевым еще студентом, принимал участие в самой первой конференции, ему посвященной, устроенной калужским обкомом КПСС в ту пору, когда приснопамятная организация еще имела место быть. В те годы мне пришлось услышать немало велеречивых восхвалений Леонтьева из уст бывших партработников, которые в общем и целом сводились к одному: "Леонтьев восставал против экуменизма, против однообразия, Леонтьев боролся…, Леонтьев ниспровергал…".

Помню, как сидели мы в Красном зале Института философии на Волхонке на докладе одного из таких леонтьевофилов. Архивы Леонтьева тогда уже были знакомы мне не понаслышке. Как ерзали мы, мальчишки, на стульях, гневаясь на докладчика,! а Е.В.Иванова призывала нас не молчать, говорить вслух, что думаем, чтоб не быть в плену у этих митинговых речей. Поэтому настороженность по отношению к подобного рода речам я впитал, можно сказать, еще со времен студенчества.

Похлопывать по плечу я мог тогда разве что соседа по парте, да и то не в классах, а выпив с ним где-нибудь приватно русского национального напитка. Да и сейчас считаю умнее себя не только Леонтьева, но даже (опять-таки без всякой лести) и моего уважаемого оппонента (что не мешает мне, однако, с ним спорить и не соглашаться!). Конечно, я не ставлю вдумчивого и тонкого моего оппонента в один ряд с тогдашними и теперешними кадильщиками Леонтьеву, еще не так давно вальяжно разгуливавшими по коридорам ЦК КПСС. Но приведенный мною аргумент к моей, пусть и не столь большой, исторической памяти, на мой взгляд, несколько объясняет разность в пафосе наших речений о Леонтьеве.

Хлопать по плечу Батая и Ницше я не буду. Они мне неинтересны. Во всяком ! случае, не так интересны, как Леонтьев.

Может быть, и не! мечтая о лаврах Линнея с Дарвином и Гербертом Спенсером вместе взятыми, я и не слишком преуспел в классификации, прежде времени вытряхнув из мусорной корзины "форму от Аристотеля, пессимизм от Шопенгауэра, неравенство от Платона и социальную боль от Юнгера". Не дорыл до конца. А то б наверняка докопался до складки от Делеза или еще каких-нибудь "сторонних смыслов" французских постмодернистов. Не знал, что только с их помощью открывается ларчик под названием "Леонтьев"! Что ж, "век живи, век учись".

Но позволю себе заметить, что тот смысловой ряд имен и идей, в который историк философии вписывает изучаемую им мысль, зависит не только от убогой или роскошной эрудиции этого самого историка, но и от простой исторической последовательности. Что же делать, если Леонтьев собственной ручкой закавычивал в тексте своей работы словосочетание "одинокий мыслитель" и собственноручно подписывал внизу страницы "Эд. фон Гартман". Что! же делать, если Милля и Гартмана он читал, а вот Фуко с Делезом - ни-ни. Телеологизм в объяснении мысли Леонтьева дает нам то, что критикует сам же Гиренок. Получается, что "Леонтьев греется в лучах чужой славы". И не столь ли большая разница, чья она - доцентов Шпенглера и Тойнби или профессора археоавангарда.

А вообще в чем предмет спора? Вы, Федор Иванович, указываете мне на Флоренского и Бахтина, я Вам в конце своей статьи - на Булгакова, Георгия Иванова и Дурылина. Чьи лучше? Вы говорите: Леонтьев - гений. Не спорю. Масштаб личности мыслителя не измеряется логарифмической линейкой. Тем, что он предвосхитил, написал, напророчил. Для гения даже талантом быть не обязательно, как сказал Флоренский по поводу Андрея Белого. А можно быть талантом, но не быть гением. Но, признавая человека гением, обязательно ли для этого хоронить Европу?

Леонтьев умер сто пятнадцать лет назад. Мы живем в другую эпоху. Бутылками с зажигательной смесью поджигают датское п! осольство. Что же мне радоваться этому? Не хочу. Нехорошая это! радость , неправедная. До нас бумерангом докатится. И стоит ли нам особенно сейчас так отдалять себя от Европы и ее проблем перед лицом общей угрозы? Или нас чтение Леонтьева на уроках ОПК от нее спасет?

Но Леонтьева в школах изучать надо. Как и Толстого, с которым он спорил, как, кстати, и русского стоика Герцена (не правы Вы, что "стоики не имеют никакого отношения к русскому сознанию"), научившего Леонтьева "эстетическому пониманию истории". Это наше, русское, оно у нас было, оно у нас есть, отчего же и в школе не изучить? Сам в школе, помнится, про Леонтьева рассказывал. И не стоит ли тем, кто может, кто умеет, побольше рассказывать и поменьше спорить!

В силовом поле мысли Леонтьева находились не самые глупые русские люди; а именно П.Флоренский и М.Бахтин. А в изложении А.Козырева Леонтьев - это какая-то мусорная корзина.

Вот я все думал, почему наша интеллигенция не приучена к чтению текстов русских мыслителей, отчего у нас не любят русскую философию. И наконец я прозрел, я все понял. И помог мне в этом Алексей Козырев. Вернее, его статья о К.Леонтьеве в "Независимой газете" от 1 февраля 2006 года.

Вот автор статьи пишет о том, что Леонтьев - это мыслитель, идеи которого он может изложить на одной странице. Я понимаю это высказывание как демонстрацию какого-то пренебрежительного отношения к Леонтьеву, как похлопывание его по плечу, как взгляд свысока.

Я думаю, вряд ли Алексей Козырев похлопает по плечу Батая или Ницше. Хотя они тоже не академические философы, а поэты. И вряд ли он решится изложить их идеи на одной странице. А вот Леонтьева можно. Но почему?

Хорошо, сказано - сделано. Можешь - изложи. Но ведь не изложил. И даже не попытался. Ведь нельзя же считать попыткой ссылку на письмо Лео! нтьева Н.Страхову, в котором названы любимые мысли Леонтьева. Чтобы изложить мысль, нужно ее не называть, а создавать пространство ее понимания. Так, например, философия Хайдеггера - это пространство понимания одного фрагмента Парменида: "мыслить и быть - одно и то же", а сочинения Лакана - расшифровка фрейдовского выражения "там, где было оно, должно быть я".

Мысль понимается мыслью. На метафору отвечают метафорой. Сколько бумаги потребуется для этого, не так важно. Мысль - это чудо. А сколько их - не важно. В основе любой философии лежит какая-нибудь базисная метафора или устойчивый антоним.

Самое забавное состоит в том, что Алексей Козырев, как Линней, все еще что-то классифицирует, нумерует, приклеивает какие-то узнаваемые ярлыки. Леонтьев находится у него где-то между стоиками и какими-то пессимистами. Послушайте, но зачем мне читать какого-то доморощенного Леонтьева, если есть патентованный Марк Аврелий? Уж лучше я его почитаю!

Но! стоики не имеют никакого отношения к русскому сознанию, а Лео! нтьев - это одна из несущих конструкций довольно тонкого слоя нашего самосознания. Хочу заметить, что перевод терминов западной философии на русский язык является одним из истоков беспочвенности нашего сознания. И поэтому археоавангард - это попытка придать западным терминам смысл, которого у них нет, но который у них может появиться на русской почве.

Мне интересно, может ли Козырев позволить себе по отношению к Паскалю такое уничижительное выражение, как "излив на читателя… страничку чувств". Думаю, вряд ли. Ранжир не тот. У Паскаля что ни чувство, то мысль. И он их не изливает, а излагает. При этом замечу, что Козырев недоволен тем, что Леонтьев никак не может связать между собой чувства. Мне остается лишь напомнить, что связанные чувства - это уже не чувства.

Я не могу понять мотивов, руководствуясь которыми А.Козырев ставит Леонтьева в один ряд с Тойнби и Шпенглером. Ведь получается, что Леонтьев что-то значит потому, что о том, о чем он писал, после н! его будут писать Тойнби и Шпенглер. То есть на нем лежит отсвет европейских интеллектуалов. Получается так, что Леонтьев греется в лучах чужой славы. Но ведь это не так.

Леонтьев - гений. А Шпенглер с Тойнби - удачливые доценты. Леонтьев в изложении Козырева - это какая-то мусорная корзина, в которой встречаются форма от Аристотеля, пессимизм от Шопенгауэра, неравенство от Платона и даже социальная боль от Юнгера.

Мой тезис прост. Конечно, Леонтьев - гениальный человек. Я спрашиваю себя: много ли найдется в ХIX веке философов, которые бы связали невозможность человеческой жизни на земле со всемирной свободой и всемирным равенством? И отвечаю: ни одного.

Кто в европейском пространстве мысли заговорил о предпосылках и следствиях глобализации мира? Никто. Один Леонтьев. Я приведу сейчас один фрагмент из "Среднего европейца", чтобы стала понятной бесцветность и бездарность всей политологической, геополитической и футурологической литературы:

"Мы, русские, с нашими серо-европейскими и дрябло-буржуа! зными по дражательными идеалами, с нашим пьянством и бесхарактерностью, с нашим безверием и умственной робостью сделать какой-нибудь шаг беспримерный на современном Западе, стоим теперь между… двумя пробужденными азиатскими мирами, между свирепо-государственным исполином Китая и глубоко мистическим чудовищем Индии, с одной стороны, а с другой - около все разрастающейся гидры коммунистического мятежа на Западе, несомненно уже теперь "гниющем", но тем более заразительном и способном сокрушить еще многое предсмертными своими содроганиями.

Спасемся ли мы государственно и культурно? Заразимся ли мы столь несокрушимой в духе своем китайской государственностью и могучим, мистическим настроением Индии и, подчиняя им европейский социализм, сумеем ли мы постепенно образовать новые прочные общественные группы и расслоить общество на новые горизонтальные слои - или нет? Вот в чем дело".

Конфуцианский Китай держит свою государственность вот уже две с пол! овиной тысячи лет и не роняет ее. Еще больше длит свой мистицизм Индия и не отказывается от него. Мы же, русские, то и дело теряем свою государственность и со всей большей неохотой восстанавливаем ее. От своей религиозности мы отказались в одну секунду в 1917 году. И теперь, кажется, нет у нас ни силы, ни желания восстанавливать свою православную жизнь.

Далее, много ли мыслителей писали о федеративной республике Европе как одной из стадий умирания Европы? А Леонтьев писал.

Теперь о сугубо философских вещах. Все помнят о делезовских смесях бытия и небытия, о сочетаниях сил, о смерти человека в изложении Фуко. Но все ли помнят о теории "мысленного растяжения" Леонтьева, которое известно сегодня как методология прививки сторонних смыслов французскими постмодернистами? Леонтьев - первый мичуринец в философии. Его теория формы выражается в словах "все остается, но иначе сочетается".

"Группы и слои необходимы. Но они никогда и не унич! тожались дотла, а только перерождались, переходя из одной дост! аточно п рочной формы. Через посредство форм непрочных и более подвижных, более смешанных опять в новые, и другие более прочные формы".

При чем тут Аристотель? Силы, из которых состоит человек, остаются, сочетания меняются.

***

Скажите, Алексей, как Вы думаете, человек может сам по себе существовать как целое или не может? Целое ниспадает на него или нет? Почему для эстетического отношения к миру нужно два сознания. А не одно? Почему другого нельзя судить морально, а только эстетически и т.д. Между тем ответы на эти вопросы можно найти у Леонтьева, и вряд ли их найдешь в европейской философии.

В заключение я напоминаю о том, что в силовом поле мысли Леонтьева находились не самые глупые люди России; а именно П.Флоренский и М.Бахтин.

На мой взгляд, Леонтьева, как и Данилевского, необходимо изучать в средней школе, и не факультативно, а обязательно.

Cегодня мы должны апеллировать к новой теории корпорации, исключающей экономический (и любой другой) редукционизм. Вариант такой теории представлен в работе А.М.Пятигорского "Теоретические проблемы корпоративного управления".

Вебер и Маркс, каждый на свой лад, утверждали, что капитализм постепенно отбрасывает символические системы прошлого, вытесняя их холодным расчетом и чистой рациональностью. Развитие общественных отношений в XX веке и анализ реальных практик управления показывает, что это не так. Капитализм как система, направленная на максимизацию экономической прибыли, не вытесняет другие (внеэкономические) формы капитала, но лишь определенным образом трансформирует их. Системы накопления экономического капитала функционируют в тесной связи с контролем над различными типами символического капитала. Это означает, что одна из доминирующих форм организации капитала в современном мире - корпорация - не может быть репрезентирована исключительно в экономических терминах.

По всей видимости, бессмысленно описывать корпорацию, используя словарь классической политэкономии: корпорация не существует и не может существовать в идеологическом вакууме. Следовательно, сегодня мы должны апеллировать! к некоторой новой теории корпорации, исключающей экономический (и любой другой) редукционизм. Вариант такой теории представлен в работе А.М.Пятигорского "Теоретические проблемы корпоративного управления", затрагивающей широкий спектр вопросов, выходящих за рамки прикладной управленческой теории.

Прежде всего Пятигорский очерчивает специфику корпоративного управления по сравнению с государством, армией и различными формами администрации. Корпорация - это то, что находится в становлении, а не то, что есть (в отличие от классических административных систем управления); базовой метафорой "корпоративного состояния" является понятие развития. То, что не развивается, не реализуется как трансгрессия, не может считаться корпорацией. Модель корпоративного управления, таким образом, можно сравнить с моделью управления фронтом во время боевых действий. Политическая юрисдикция корпорации никогда не фиксируется статически, а построение жесткой вертикальн! ой системы управления в рамках корпорации невозможно. Субъект ! управлен ия корпорацией принципиально множественен, так что влияние и власть не имеют здесь единого и единственного источника.

Основной вопрос корпоративного управления поэтому состоит не в том, кто управляет корпорацией, но в том, как управляется корпорация. В таком случае субъект корпоративного управления не тот, кто управляет другими, но тот, кто задает направление развития и задачи корпорации там, где остальные субъекты функционируют относительно автономно. Другими словами, согласно Пятигорскому, основная задача субъекта корпоративного управления - это формирование корпоративного символического пространства.

Корпорация существует в двух пространственных координатах. Во-первых, это внутреннее пространство самой корпорации, во-вторых, внешнее пространство, в котором корпорация вписана в существующие отношения между различными политическими, административными и экономическими субъектами. По Пятигорскому, в этом заключается амбивалентная природа корпорации вообще: ! с одной стороны, корпорация всегда сосредоточена на решении некоторых имманентных задач и вопросов, а с другой - стремится постоянно преодолевать собственные границы. Соответственно, когда мы мыслим корпоративное управление, мы должны отдавать себе отчет в этой двойственной направленности наших возможных решений. Символическое пространство, на котором реализуется управление, принципиально неоднородно, особенно в том случае, когда имеется разрыв между политическими языками корпорации и ее внешних ограничителей (государства, политических партий и т.п.).

Вообще, корпорация представляет собой своеобразный политический субъект поневоле. Политика корпорации должна состоять преимущественно в том, чтобы уклоняться от политики (понимаемой здесь в узком смысле слова как функция государства и партий), но в то же время внешние обстоятельства могут погрузить корпорацию в пространство политических решений. Особенно политики надо сторониться там, замечает Пятигорский, где корпорации! как форма организации пространства являются новшеством, а пот! ому восп ринимаются в качестве возможных конкурентов со стороны власти. Возрастание роли корпораций в социальной жизни должно оборачиваться не усилением их политических амбиций, но "тотальной политической нейтрализацией" общества (таков прогноз Пятигорского на XXI век). При этом, отмечая неразвитость всех форм политической жизни в России, Пятигорский предлагает делать открытую ставку на стратегии, апеллирующие к ошибкам и сбоям в политике внешних по отношению к корпорации структур.

Обращаясь к внешнему пространству корпорации, Пятигорский замечает, кроме того, что изменения в международной политике заставляют нас переосмыслять само понятие международной политики. Применительно к корпоративному управлению это означает, что традиционное разделение на "внутреннюю государственную политику" и "международную политику" постепенно уходит в прошлое. Пространство корпорации может не совпадать с административными и государственными пространствами, и тогда кор! порация нуждается в определенных усилиях, направленных на сохранение единого корпоративного поля в различных внешних средах. Пятигорский определяет корпоративное управление как политически "нелокальное": корпорация не ориентируется ни на политическую власть данного региона, ни на сумму таких политических властей. В то же время на сегодняшний день "глобальное", несмотря на все разговоры о глобализации, пока никак не оформилось, так что говорить о глобальном пространстве корпоративного управления пока преждевременно.

Фундаментальным свойством корпорации выступает то, что каждый ее член не обладает собственным корпоративным статусом, но только соотносится с ним в силу своей причастности к корпорации в целом. Это означает, в частности, что исторически современная корпорация наследует скорее традициям городских цехов и гильдий, чем национальным банковским фирмам. Как бы то ни было, однако, очевидно, что и российский капитализм не имеет глубоких историче! ских корней и создается фактически с чистого листа, а это, в с! вою очер едь, заставляет обратиться к теме идеологии.

Здесь, согласно Пятигорскому, Россия сегодня повторяет жест идеологического займа у Запада, который имел место около ста лет назад. Тогда Россия "заняла" марксизм и наиболее последовательно воплотила его в жизнь. Сегодня Россия с той же последовательностью реализует ситуацию распада и фрагментации идеологии, имеющую место на Западе. В частности, это проявляется в радикальном отечественном антиисторизме. Подобно тому, как в 20-е годы прошлого века утверждалось, что старый мир рухнул и началась новая жизнь, во время становления постсоветского государства была отброшена большая часть русской истории XX века. Пятигорский диагностирует эту ситуацию как русский вариант радикального постисторизма. Отрицание идеологии, гипертрофированной в русской истории последнего столетия, становится, в свою очередь, своеобразной разменной монетой в традиционной для России абсолютизации государственной власти.

Для корпоративного у! правления подобная идеологическая ситуация означает то, что его базовые принципы и формы их реализации остаются в значительной степени неясными. Слабость российского корпоративного управления и корпорации как таковой - следствие слабости отечественного идеологического контекста. Поэтому на первое место в методологическом анализе Пятигорского выходит психология. Фактически речь идет о трансформации классической ленинской теории революции: стагнация объективного идеологического пространства заставляет нас ориентироваться в ситуации исключительно на основе изучения субъективных психологических флуктуаций.

Здесь любопытной стороной теории Пятигорского становится стремление снять противопоставление между экономикой и политикой, но не за счет редукции одного из понятий, а за счет изменения наших представлений о базовых понятиях политэкономии. Так, например, предлагается совершить своеобразный лингвистический поворот в интерпретации понятия "конкуренция", которое т! рактуется как конкуренция между различными языками (в частност! и, языка ми корпоративного управления). Сведение (по крайней мере, частичное) политэкономии к языку, а идеологии к психологии, по всей видимости, позволяет Пятигорскому предложить фундаментально новое измерение анализа концепта корпорации. Уровень абстракции, предложенный в этом анализе, позволяет говорить о философии корпоративного управления.

Эта философия предполагает в качестве своих базовых элементов понятия пространства, политики (управления), языка и субъекта. При этом именно рассмотрение субъекта корпоративного управления представляет собой наибольшую сложность в силу его принципиальной множественности.