Аналитика, эссе, интервью в Русском Журнале Аналитика, эссе, интервью

Нужно не осуждать инициативу Путина, пригласившего лидеров "Хамаса" в Москву, а попытаться воспользоваться российской дипломатией как посредником, тайным или явным.

Победивший на палестинских выборах "Хамас" подобен большевикам в 1917 году: на фоне всеобщего топтания на месте им неожиданно удалось захватить власть, и вот теперь нужно думать, что с нею делать. И так же, как в 1917 году, вчерашние сочувствующие из числа палестинской интеллигенции задумываются, не начать ли складывать чемоданы. Революция была необходима, а следовательно, неизбежна, говорили они. Но вот в одно мгновение она стала реальностью, и это наводит на непростые размышления: как это случилось и чему послужит?

В Израиле некоторые считают победу "Хамаса" катастрофой. Другие (в основном правые), наоборот, злорадствуют. "Нам же лучше, - говорят они, - теперь весь мир знает, что по ту сторону "зеленой черты" - сплошные террористы, а следовательно, у Израиля развязаны руки". Никто, кажется, не подвергает сомнению тезис о том, что "в Палестинской автономии прошли свободные, демократические выборы", однако резул! ьтат интерпретируется по-разному. Одни говорят: "Вот, "дали" им свободу выбора, а они выбрали террористов". Другие возражают: "Палестинский народ выразил свою волю, и надо ее уважать. Возможно, ислам для них дороже демократии, или же исламские законы равнозначны демократии в глазах палестинцев".

Разумеется, волю народа приходится уважать - кто же с этим спорит? Вопрос, однако, состоит в том, насколько свободным было волеизъявление. Волею народа можно манипулировать, и на его выбор могут влиять различные психологические факторы. Израиль несет львиную долю ответственности за создание той психологической атмосферы, которая привела к победе "Хамаса".

В тяжелые времена возрастает религиозность - этому есть сколько угодно примеров в истории, а Израиль делает все, чтобы тяжелые времена не кончались на подконтрольных ему палестинских территориях. Почти сорокалетний оккупационный режим, которому не видно конца, порождае! т страх, отчаяние, ощущение безнадежности и потери собственног! о достои нства. "Разделительный забор" и бесчисленные блокпосты на всем пространстве оккупированных территорий лишают людей свободы передвижения. Вследствие этого невозможно нормально работать и кормить себя и свои семьи; невозможно обрабатывать свои поля и собирать урожай; невозможно давать нормальное образование детям и планировать будущее - как ближайшее, так и отдаленное; чрезвычайно трудно получить элементарное медицинское обслуживание. Такова реальность, которую изо дня в день приходится преодолевать палестинцам.

Прибавьте к этому все новые случаи изъятия земель и нехватку воды. Прибавьте продолжающееся разрушение ландшафта и окружающей среды: расширяются еврейские поселения, возникают все новые "форпосты", все новые дороги "только для евреев" прокладываются, где придется, через сельскохозяйственные земли, через вершины холмов; катастрофические масштабы приобретает проблема вывоза мусора. Прибавьте агрессивность поселенцев; ночные рейды армии! по деревням и лагерям беженцев; аресты людей в их собственных постелях; разрушение домов; переполненные тюрьмы и леденящий душу грохот самолетов, преодолевающих звуковой барьер в ночном небе над Газой.

В условиях государственного террора со стороны Израиля, нищеты, бесперспективности и, кроме того, беспомощности руководства не приходится удивляться тому, что люди голосуют против. Да, теперь уже ясно, что большинство голосовало не "за" "Хамас", а "против" - против коррумпированного ФАТХа, израильской оккупации, невыносимой реальности. Но можно ли назвать этот выбор свободным? Кто знает, как проголосовали бы палестинцы, будь они свободными гражданами независимой страны, а не жителями "автономии", жалкого образования с ограниченной ответственностью, зависящего от чужой армии и вынужденного уступать чуждым, силой навязываемым интересам? Но реальность продиктовала свой выбор. И, да, этот выбор приходится уважать.

Политика! Израиля накануне выборов неизбежно должна была увеличить шанс! ы " Хамаса". И дело не только в продолжавшихся даже в условиях перемирия "точечных ликвидациях" (читай - казнях без суда и следствия) все новых хамасовцев. Вот уже во второй раз после отступления мы дали понять: ожидать от нас заключения соглашений в результате переговоров бесполезно.

Мы высокомерны, нетерпеливы и нетерпимы. И наша бесконечно повторяемая мантра "не с кем говорить" воплотилась в реальность ухода из Газы - без переговоров, без взаимных обязательств. Это действительно напоминало бегство перед лицом террора - и соответствующим образом было воспринято. Того, чего не мог достичь ФАТХ за столом переговоров, достиг "Хамас", подвергая жизнь наших солдат и поселенцев постоянной опасности. (Это - факт, а все разговоры о наших "односторонних уступках" палестинцам не выдерживают никакой критики. "Уступки" односторонними не бывают: требуется по крайней мере согласие другой стороны считать их "уступками". С! кого теперь требовать прекращения обстрелов "касамами"? Никто не обещал нам этого в ответ на наше отступление.)

Логика "Хамаса", считающего, что "израильтяне понимают только силу", победила, а попытки соглашений были в очередной раз дискредитированы. И это еще не все! Когда стало ясно, что "Хамас" собирается принять участие в выборах и имеет неплохие шансы, Израиль опять же попытался вмешаться, проявляя к тому же признаки паники: "Не допустим! Закроем участки! Отменим выборы!" И все это из-за "Хамаса"! Рейтинг того, кто сумел нагнать такого страху на мощного и грозного "сионистского врага", неизбежно должен был взлететь до небес. Что и произошло.

Только тот, кто совсем не знаком с палестинской реальностью, может удивляться организованности и спокойствию этих выборов. Нельзя забывать, что демократия и - как одно из ее выражений - свободные выборы всегда были стремлением палестинского общества.! Израиль, как правило, противился этому. Впервые палестинцам п! озволили выбирать - тогда еще только муниципальное руководство - в 1976 году. Но и тогда израильтяне грубо вмешивались, пытались не допустить выборов и диктовать свои условия. Когда это не удалось, "еврейским подпольем" было предпринято покушение на трех избранных мэров. Один из них, мэр Наблуса (Шхема), в результате взрыва лишился ног. Двух других избранных мэров Израиль отправил в изгнание в Иорданию.

Израильтяне всегда упрекали палестинцев в недостатке демократии - и упорно противились ее развитию, то и дело чиня препятствия выборам. И вот наконец свершилось - выборы произошли. Действительно, можно сказать, что палестинцы "выжали" максимум демократии в тех экстремальных условиях, в каких они проходили. Это не может не восхищать, особенно на фоне авторитарных режимов арабского мира.

Достойно внимания и поведение проигравшей стороны - надежды некоторых "доброжелателей" на гражданскую войну, похоже, не оправдались. Более того, сторонники ФАТ! Ха провели массовые демонстрации протеста... против самих себя, точнее, собственного руководства, проявив тем самым завидную способность к самокритике. Никто не пытается дискредитировать или очернить победителей, никто не торопится обвинить их в том, что бюллетени были подделаны, а голоса - куплены. У нас на выборах бывает гораздо больше скандалов, как бы мы ни чванились своей "демократией, единственной на Ближнем Востоке".

И все же нельзя не испытывать беспокойства. К власти в Палестинской автономии пришло фудаменталистско-религиозное, военизированное движение, которое, в сущности, даже не является партией и не имеет опыта политической работы. Увы, религиозные фундаменталисты редко становятся демократами. И тот, кто проявляет излишний оптимизм и заранее все прощает новым народным избранникам, рискует впасть в ту же ошибку, в которую впадали западные интеллектуалы вроде Сартра, не желавшие замечать фундаментализма коммунистов, правивших Советским Союзом.

Победа "Хамаса" означает, разумеется, в первую оч! ередь по ражение коррумпированного и не оправдавшего надежд на освобождение ФАТХа. Но следует задуматься, не означает ли она и поражения тех людей, которые боролись за построение нации, страны, независимости? Исламисты склонны видеть Палестину скорее частью большого исламского мира, нежели автономной нацией. Палестинскому обществу придется проявить бдительность и напрячь все свое творческое начало в политике, чтобы не утратить свою самобытность и не превратиться в духовную провинцию мусульманского мира.

Но и движению "Хамас" придется нелегко. Чтобы сохранить те качества, благодаря которым оно пришло к власти - "чистые руки", социальную ответственность, бескомпромиссность в борьбе, - оно должно будет выработать более прагматичную позицию по отношению к Израилю, иммунитет к соблазнам власти и, что не менее важно, четкую, но одновременно гибкую и творческую политику по отношению к провокациям, которые не замедлят последовать со стороны Израиля. Увы, израильском! у правительству и армии избрание "Хамаса" развязывает руки и предоставляет удобное оправдание дальнейшей эскалации насилия. Ничто так не работает на пользу нашим правым, как террористические акты против мирного населения.

Однако трудно представить себе, что "Хамас" сможет отказаться на данном этапе от вооруженной борьбы. Это дискредитировало бы его в глазах наиболее убежденных его избирателей. Войти в скользкие лабиринты высокой политики, не изменив при этом своим принципам, - это нелегкая задача и для более искушенных деятелей. Возможно, этому служит уже прозвучавший призыв нового руководства к созданию регулярной палестинской армии - армии, которая смогла бы противостоять вооруженным силам противника, сменив одиночек-боевиков, губящих без разбора мирных граждан, детей, женщин и стариков любой религии и национальности.

Нелегкая задача встала и перед израильско-палестинским сотрудничеством во имя мира. При всем осознании причин победы "Х! амаса", при всем понимании необходимости борьбы с оккупац! ией изра ильтянам из "лагеря мира" будет нелегко увидеть партнера в людях, только вчера сеявших смерть на улицах наших городов. Тем более что партнер этот, возможно, и не захочет иметь с нами дела. Возможно, что избрание "Хамаса" приведет к созданию "на той стороне" изолированного сепаратистского общества.

В последние годы ширилась совместная израильско-палестинская борьба против оккупации и растущего апартеида. Какова будет теперь судьба этой борьбы? Как ее участники смогут противостоять исполнению заветной мечты наших правителей - полностью изолировать народы друг от друга? Какова будет судьба тех палестинцев, которые, уважая "волю народа", могут вовсе не испытывать симпатии к религиозному сепаратизму и фундаментализму? Не получится ли так, что все "умеренные" граждане с обеих сторон постепенно просто уедут и продолжат "мирно сосуществовать" где-нибудь в Канаде, а территория между морем и Иорданом окончательно превра! тится в поле битвы фанатиков? Эти вопросы не могут не тревожить, и ответа на них дать пока невозможно.

Ясно одно - стремление палестинцев к подлинной свободе и демократии не может осуществиться, пока Израиль не оставит их в покое. А этого, по всей видимости, не произойдет: пока что развитие событий имеет стойкий привкус "дежа вю". Израиль заявляет, что не позволит вновь избранному лидеру переехать из Газы в столицу автономии Рамаллу. Задержит перевод палестинских денег из своих банков. Продолжит "точечные ликвидации". Все это уже пробовали при Арафате, что привело к усилению экстремизма и ужесточению насилия. Вряд ли результаты будут другими при Халеде Машале.

Понятно, что ни Израилю, ни "Хамасу" нелегко сейчас спуститься с высокого пьедестала своих прошлых деклараций и признать вторую сторону партнером для переговоров. Но, допустим, Израиль действительно хочет попытаться прийти к соглашению путем переговоров, а не продолжать провок! ативную "одностороннюю" политику силы. В этом случае! нужно б ыло бы не осуждать столь поспешно инициативу Путина, пригласившего лидеров "Хамаса" в Москву, а попытаться воспользоваться российской дипломатией как посредником, тайным или явным. В этом случае можно было бы надеяться хоть на какой-то прогресс. Ведь разговаривать все равно придется - вопрос только, сколько крови, своей и чужой, прольет каждая сторона, пока не признает все-таки необходимость сесть за стол переговоров.

Сгорела "Комсомольская правда". Пожар и обильное его тушение погубили не только ее, но кому какое дело до судьбы нищей "Советской России" или не менее маргинальной "Трибуны"?

Строго говоря, пожар и обильное его тушение (сейчас здание похоже на огромную сосульку - желтая пожарная пена на фасаде замерзла основательно и таять вряд ли собирается) погубили не только ее, но кому какое дело до судьбы нищей "Советской России" или финансово благополучной, но оттого не менее маргинальной "Трибуны"? Другое дело - "Комсомольская правда", знаменитая и легендарная. Она сгорела. Между строк взволнованных репортажей с улицы Правды в таблоидах-конкурентах легко читается сдержанное злорадство. Репортаж НТВ о "соседнем кафетерии", ставшем местом сбора эвакуированных сотрудников газеты, вызывает улыбку - хороший кафетерий, дорогущий по меркам журналистских заработков "Порто Мальтезе", куда в рабочий полдень приезжают обедать солидные люди с джипами охраны. Окрестным жителям интересно прочитать про пожар, и газеты в киосках округи нет уже с утра - сбылась мечта Владимира Сунгоркина о том, чтобы "Комсомолку" раскупали быстрее, чем "Жизнь". Сейчас эвакуированные сот! рудники трудятся в соседнем корпусе, но Юрий Михайлович Лужков уже пообещал, что очень скоро старому зданию издательства "Пресса" будет возвращен первоначальный вид, что из уст мэра звучит весьма зловеще, потому что памятников конструктивизма в Москве и так не то чтобы очень много, а теперь нам явно грозит неприятное открытие - скоро выяснится, что Пантелеймон Голосов с самого начала хотел, чтобы под спроектированным им газетным комбинатом была подземная стоянка и чтоб венчала здание кокетливая башенка. Хотя, конечно, с парковками на улице Правды давно нужно было что-то делать, вообще удивительно, как пожарные расчеты и кортеж министра Шойгу смогли к зданию прорваться сквозь припаркованные автомобили тружеников пера.

Когда-то я часто бывал в "Комсомолке". Работая в ее калининградском представительстве, приезжал сюда стажироваться, да и вообще, оказываясь в Москве, не упускал возможности зайти, как это у нас называлось, "на Этаж". Вообще, этажей в здании семь, но только у одного порядковый номер был не просто номером, но именем собственным. "Шестой этаж" - это был не меньший бренд, чем собственно "Комсомольская правда".

И еще "Голубой зал", конечно. Место проведения редакционных планерок и музей редакционных инсигний. Интересно, что успели спасти? Спасли ли подслушивающее устройство, обнаруженное в кабинете главного редактора в 1991 году? Редакционное удостоверение Владимира Маяковского? Личные вещи Аркадия Гайдара? Знаменитые пять (это рекорд для советской газеты и вообще для газеты) орденов, которыми "Комсомолка" была награждена (в том числе орден Ленина за номером 1) и бархатное редакционное знамя с вышитыми на нем профилями Ленина и Сталина? К этому знамени, собственно, были прикреплены ордена. Еще среди инсигний - телеграмма президента Путина к юбилею газеты - Путин писал, что "Комсомолка" "всегда была и остается символом энергичной, яркой, по-хорошему задиристой журналистики"; портрет Путина, примеряющего фирменную футболку "Комсомолки" (он тогда еще был и.о. президента и мог позволить себе некоторые пр! отокольные вольности) и, наверное, черновик интервью Владислава Суркова про "пятую колонну". Эти редакционные святыни, как почему-то кажется, спасли точно. Потому что "Комсомольская правда" в последние годы стала главным официозом страны - куда до нее "Российской газете". В президентском пуле, пожалуй, есть две настоящие звезды: кроме общеизвестного коммерсантовского Колесникова звездой стоит считать Александра Гамова из "Комсомолки" - простого и прямого мужчину, о котором даже сам президент в ночь после последних президентских выборов с нежностью сказал, что тот его сильно критикует.

В ту ночь, кстати, горел Манеж. Эти два пожара так и хочется поставить рядом - мол, два главных московских пожара двадцать первого века. Но все же разница между двумя этими бедствиями бесспорна.

Манеж горел, его показывали по телевизору - и у многих, кто видел происходившее в ту ночь, сжималось сердце, потому что - ну как это, черт подери. Манеж. Тот самый. И вдруг горит. Было какое-то чувство несправедливости.

Здесь этого чувства нет.

То есть нет и злорадства, потому что нельзя злорадствовать, когда у кого-то беда, но нет и боли, а если она и есть, то сугубо локальная - кому-то уникальную библиотеку жалко, кому-то - конструктивистский газетный комбинат. Но не более того.

Все дело в том, что было в этом с самого начала какое-то трудноформулируемое, но очевидное противоречие. Шестой этаж. Самое человеческое, что было в советской прессе. Рубрика "Алый парус" с исповедальными письмами школьниц, вечный Василий Песков, описывающий будни вечной Агафьи Лыковой. Ярослав Голованов про космонавтов. Инна Руденко про что-то, связанное с совестью. Телефонные "прямые линии". Фестивали молодежи и студентов. Тотальные любовь, комсомол и весна. Потом и то, и другое, и третье закончилось. Началась суровая таблоидность. Голые женщины, брутальные анекдоты, статьи сексологов, прорывный репортаж 1994 года "Порнуха вороной масти" о том, как в Битцевском парке во время съемок порнофильма конь изнасиловал девушку (в самой "Комсомолке" именно этот текст не без гордости считают началом новой жизни газеты). Эталонная желтизна, перемешанная с вышеупомянутым официозом! . Четко занятая рыночная ниша. Не нравится - не читай.

И все бы в порядке, если бы фоном для всего этого то ли безобразия, то ли, наоборот, рыночного благоденствия не оставался насквозь советский шестой этаж с пятью орденами, "Алым парусом", Агафьей Лыковой и Аркадием Гайдаром. Весь этот бэкграунд, от которого газета принципиально не отрекалась, был слишком чужим для анекдотов про тещу, сенсационных подробностей из жизни звезд шоу-бизнеса и субботних разворотов об оргазме. Если на протяжении долгого времени тщательно смешивать безвредные по отдельности, но взрывоопасные в соединении ингредиенты, взрыв неминуем. И, собственно, он и случился. Прогневали, видимо, тот самый Дух Шестого Этажа, которым так гордились, не замечая, что дух этот безумно далек от крепкого, добротного, но совершенно чужого этим стенам формата. Стены не выдержали.