Звуки нашего кино // Скончался Исаак Шварц
2010-01-11 03:48 noreply@blogger.com (BusinesStyle)
Некролог
В возрасте 86 лет скончался Исаак Иосифович Шварц, один из самых успешных композиторов отечественного кино. Лауреат Государственной премии, народный артист России и многократный лауреат премии "Ника" — титулов к концу жизни у него набралось немало, но вряд ли они могут что-то прибавить к известности автора музыки для таких фильмов, как "Звезда пленительного счастья" и "Белое солнце пустыни".
Исаак Шварц родился 13 мая 1923 года в городе Ромны. Когда ему было семь лет, семья переехала в Ленинград, где будущий композитор начал учиться игре на фортепиано и уже через несколько лет выступил (правда, в числе других молодых дарований) на сцене Большого зала филармонии. Удачно начавшуюся учебу прервал 37-й год: Шварца-старшего за антисоветские разговоры отправили в лагеря, откуда тот не вернулся, а жену с детьми сослали в город Фрунзе, нынешний Бишкек. В ссылке молодой Исаак Шварц давал уроки музыки, работал концертмейстером в местном театре, одно время даже руководил хором и оркестром ансамбля песни и пляски Фрунзенского военного округа, а также сам занимался фортепиано и композицией, благо среди ссыльной интеллигенции были и представители столичного музыкального мира. Так, именно в Киргизии Шварц познакомился с сестрой Дмитрия Шостаковича Марией, которая впоследствии, вернувшись из ссылки, обратила на начинающего композитора внимание своего брата.
С благословения Шостаковича Шварц в 1945 году поступил в Ленинградскую консерваторию, где изучал композицию в классе известного педагога Бориса Арапова. Попробовав во время учебы и в первые последующие годы силы в разных жанрах — от камерной вокальной и инструментальной музыки до кантаты для солиста, хора и оркестра,— композитор закончил к 1954 году свою Симфонию фа-минор. Хорошо принятое произведение обозначило серьезный поворот в карьере Шварца: с этих пор, не порывая с академическими жанрами, он все больше будет писать не для концертной аудитории, а для театра и особенно для тон-студий.
В драматическом театре композитор дебютировал в конце пятидесятых, написав музыку к товстоноговским постановкам "Идиота" и "Горя от ума" в БДТ. В шестидесятые он написал музыку к балетам "Накануне" (поставленной в МАЛЕГОТе балетной версии романа Тургенева) и "Страна чудес". Последний спектакль шел в Кировском театре недолго, зато стал началом сотрудничества Исаака Шварца со знаменитым хореографом Леонидом Якобсоном. Позже Шварц создал музыку к нескольким номерам якобсоновских "Хореографических миниатюр".
Но в это же время он уже вовсю работал для кинематографа. Первый фильм с его музыкой, "Наш корреспондент", появился еще в 1958 году, а последним стал сериал "Дом на набережной", вышедший в 2007-м. За эти полвека перечень шварцевских киноработ, среди которых саундтреки к фильмам "Дикая собака динго", "Женя, Женечка и "катюша"", "Белое солнце пустыни", "Станционный смотритель", "Соломенная шляпка", "Дерсу Узала", "Звезда пленительного счастья", перевалил за сотню. В этом перечне имя композитора стоит рядом с именами виднейших отечественных режиссеров, от Ивана Пырьева до Владимира Бортко и Павла Лунгина, да и не только отечественных, если вспомнить "Дерсу Узала" Акиры Куросавы, лично выбравшего в качестве композитора именно Шварца. Рядом с именем Шварца сложно не назвать и имени Булата Окуджавы: они работали вместе с конца 1960-х, создав больше тридцати песен — многие оказались хрестоматийными советскими киношлягерами.
В последние годы Исаак Шварц жил в собственном доме под Петербургом, в поселке Сиверский неподалеку от Гатчины. Его похоронили на Литераторских мостках Волкова кладбища.
Сергей Ходнев
Оригинальная статья

Последние новости по теме "Концерты":

Последние новости по теме "Кино":

Другие новости культуры и искусства со словами ИСААК, ШВАРЦ, КОМПОЗИТОР, МУЗЫКИ, СОЛНЦЕ, ТЕАТРЕ:

Членораздельная комедия // Павел Деревянко и Юрий Колокольников в "Счастливом конце"
2010-01-11 04:15 noreply@blogger.com (BusinesStyle)
В отличие от амбициозных новогодних релизов романтическая комедия Ярослава Чеважевского "Счастливый конец" не претендует на то, чтобы поразить воображение дорогостоящими сказочными спецэффектами, однако впечатляет волшебным перевоплощением артиста Юрия Колокольникова в мужской половой орган. Со "Счастливого конца" начала новый кинематографический год ЛИДИЯ МАСЛОВА.
Режиссер и автор сценария "Счастливого конца" Ярослав Чеважевский дебютировал в 2007 году социальной мелодрамой "Кука" про слишком самостоятельную маленькую девочку, которая жила одна в том возрасте, в каком девочки вряд ли способны выжить сами по себе. Новая картина Ярослава Чеважевского рассказывает о слишком самостоятельном "мальчике" — то есть о тоже не приспособленном к отдельному существованию, но дерзко покинувшем своего хозяина половом члене — подобно тому, как бросил на произвол судьбы майора Ковалева его собственный нос в известном произведении Н. В. Гоголя.
К собственно гоголевской повести с ее сновидческой логикой авторы "Счастливого конца" особенно не апеллируют — хотя по аналогии с найденным в булке носом, который нечаянно мог отхватить у зазевавшегося клиента вечно поддатый цирюльник, было бы логично, например, если бы какой-нибудь пластический хирург одним похмельным утром нашел закатившийся за шкаф с инструментами отросток — как последствие проведенной в нетрезвом виде операции. Ярославу Чеважевскому нужна на выходе внятная мораль, поэтому нравственно индифферентный абсурдизм Гоголя, допускающего исчезновение носа без всякой вины его хозяина, авторам не близок. Расставание героя Павла Деревянко, знаменитого стриптизера, со служившим ему верой и правдой органом мотивировано не нелепым несчастным случаем, а плохим поведением развратника, которого проклинает одна ведьма-любительница из его родного Таганрога, где он, видимо, успел разобидеть немало девушек.
Связывающую актерский тандем Павла Деревянко и Юрия Колокольникова хулиганскую химию режиссер Чеважевский эффективно использовал уже и в "Куке", в эпизодическом режиме, однако со "Счастливым концом" продюсер и соавтор сценария Юрий Колокольников наконец попал в идеально соответствующее ему амплуа. До этого его появление в традиционных экранизациях русской литературной классики — в роли Грушницкого или Ставрогина — производило причудливый эффект из-за диссонанса между предписанной образом романтической серьезностью и явно комической колокольниковской фактурой. В "Счастливом конце" Юрий Колокольников наконец смог почувствовать своего героя изнутри и найти довольно простые, но при этом очень трогательные способы передать свое с ним полное взаимопонимание. Оно проявляется и в пластике, которая иногда напоминает заводную игрушку в виде скачущего хрена на ножках, и в мимике, выражающей благожелательное любопытство доброго инопланетянина или блаженного юродивого. В исполнении Юрия Колокольникова выходит, что мужской половой орган — это такой нежный хрупкий цветок, который трепещет от малейшего неласкового дуновения и скукоживается при минимальном стрессе. В этой своей беззащитности он отличается от наглого гоголевского носа, который сразу же после пропажи пролез в статские советники, а от прежнего хозяина надменно отворотился. В "Счастливом конце" отношения между эмансипировавшимся фаллосом и его хозяином более сложные — они ухаживают за одной девушкой-ветеринаром (Анна Тараторкина), которая никак не может между ними выбрать, пока умудренный опытом "старый хрен" (Александр Филиппенко) не дает молодому "коллеге" совет вернуться к хозяину на выгодных условиях — их оказывается два: моногамия и библиотечный день по вторникам.
Дамская аудитория "Счастливого конца", возможно, заметит сквозящий на каждом шагу снисходительный мужской шовинизм — женщины, на которых гуляющий сам по себе хрен производит неизменно гипнотический эффект, показаны весьма иронично. Но, посмеявшись вдоволь над непреодолимой привлекательностью для девушек отсутствующей у них штуки, создатели картины все-таки разрешают ситуацию скорее в женских интересах, успокаивая зрительниц, что даже и с таким огромным половым органом (а Юрий Колокольников головы на две выше Павла Деревянко) вполне можно стать порядочным начитанным человеком и благонадежным сексуальным партнером.
Оригинальная статья

Последние новости по теме "Секс":

Последние новости по теме "Индия":

Эраст Фандорин вновь вышел на сцену // "Весь мир театр" Бориса Акунина
2010-01-11 04:42 noreply@blogger.com (BusinesStyle)
Перед новогодними праздниками в книжных магазинах появился роман Бориса Акунина "Весь мир театр". Только первый тираж этой книги (по словам автора — предпоследней в фандоринской саге) составил полмиллиона экземпляров. АННА НАРИНСКАЯ вместе со всей страной ознакомилась с новыми приключениями Эраста Петровича.
Бытие Эраста Петровича с годами становится как раз все более полноценным — не только в духовном, но и в физическом смысле. И такое, как выясняется, доступно каждому: "если человек живет правильно, течение времени делает его не беднее, а богаче". Так что уже в этом смысле "Весь мир театр" — произведение весьма утешительное.
Хотя утешительность, надо признать, свойственна проекту "Борис Акунин" в целом. Появившись незадолго до прошлого кризиса, то есть на излете того самого времени, которое сейчас принято вспоминать со смешанными чувствами сильной ностальгии и легкого отвращения, романы, подписанные Б. Акуниным, предлагали не слащавый, без надрыва по "ушедшей Руси", но стабильно привлекательный образ не такой даже давней России. С настоящей жизнью, настоящей политикой и преступлениями, тоже настоящими, потому что их нужно и можно раскрыть, пусть и для этого и требуется такой супермен, как Фандорин.
Эти тексты доставили нам столько мгновений удовлетворенности и уюта, и к тому же автор всегда так обаятельно и настойчиво отгораживал свой "проект" от "большой литературы", что всяческие придирки отдают черной неблагодарностью: так что тем, кто досадует, что в новом романе автору даже не удается скрыть, насколько ему надоел его герой (это на сегодня один из самых распространенных упреков), хочется ответить, что оно и неудивительно — на двенадцатом-то тексте только эраст-фандоринского цикла, не говоря уж о прочих. А кроме того, ситуация с персонажем, надоевшим автору, сама по себе вполне традиционная (вспомнить хотя бы классический пример с Шерлоком Холмсом и Конан Дойлем), так что в некотором смысле тоже утешительная.
Правда, автору, как представляется, надоел скорее не сам герой, а именно что писать про него. Борису Акунину безразлична не судьба героя, а то, какими словами о ней рассказано (в итоге несчастному Фандорину приходится оформлять свои раздумья о любви такими словами: "Любить означает желать любимому счастья. Без великодушия цена любви — медный грош"), и не исход интриги для Эраста Петровича лично, а сама интрига (так что не догадаться о том, кто таков таинственный убийца, просто невозможно — автор практически сдает его при первом же появлении).
Фандорин же в романе "Весь мир театр" не только украшается возрастом и всяческими новыми умениями вроде хождения по канату и управления мотоциклом, но и упражняет душу любовными переживаниями, пробует себя на драматургическом поприще, а также пылко рассуждает на животрепещущие для нас, сегодняшних, темы. "Интеллигент — существо для России вредное, даже губительное,— объясняет Фандорин трепетно внимающей ему даме.— Интеллигент умеет достойно переносить невзгоды, умеет сохранять благородство при поражении. Но он совершенно не умеет побеждать в борьбе с хамом и мерзавцем, которые у нас так многочисленны и сильны. До тех пор покуда интеллигенция не научится драться за свои идеалы, ничего путного в России не будет!" То, что, высказав эти мысли, Фандорин падает в объятья очарованной дамы, хоть и добавляет ситуации мягкого иронического флера, но не делает этот пассаж менее нравоучительным, даже менторским. Но отказать Эрасту Петровичу, долгие годы неутомимо и неназойливо нас развлекавшему, в возможности немного попроповедывать — это по отношению к нему была бы просто сущая неблагодарность. По отношению к Борису Акунину, впрочем, тоже.
Б. Акунин. Весь мир театр. М.: Захаров, 2010
Оригинальная статья

Волшебник // Умер Давид Саркисян
2010-01-11 05:11 noreply@blogger.com (BusinesStyle)
Некролог
В Мюнхене на 64-м году жизни скончался директор Музея архитектуры имени Щусева Давид Саркисян. 22 декабря он был отправлен в германскую клинику, но самые лучшие врачи уже не в силах были победить смертельную болезнь.
Давид пришел к нам из ниоткуда. До того как стать директором Музея архитектуры, он будто был кинорежиссером, жил в Париже, работал с Рустамом Хамдамовым, снимал документальные фильмы. Мы про это ничего не знали, а он не очень рассказывал. Иногда звонил, говорил: "Я исчезаю на фестиваль, это из прошлой жизни" — и исчезал, а потом появлялся, как ни в чем не бывало. И еще на столе стояла его фотография с Жанной Моро. А до того он был физиологом, учился в МГУ, изобрел лекарство ипикрин, и мы про это уже совсем ничего не понимали. Это казалось одной из его волшебных историй — то ли про него, то ли не вполне.
А для нас он в 2000 году образовался в качестве директора Музея архитектуры имени Щусева, который потом переименовал в МУАР. Я помню, как пошел брать у него первое интервью: мне позвонили из Академии архитектуры и попросили разоблачить самозванца. Он сидел в пустом кабинете, очень веселый, красивый, и ему было страшно интересно все, что у нас происходит. Я даже представить не мог, что кому-нибудь может быть так интересен Музей архитектуры: до него (и сейчас это даже странно вспоминать) это было унылое местечко, где сотрудники годами кипятили спитой чай и сетовали на обстоятельства. А он хохотал, шумно восхищался, говорил, будто смакуя ртом и губами особенно вкусные звуки, и ему все это так нравилось, что этим нельзя было не заразиться. Тогда было ощущение, что все в музее черно-белое, а вокруг него уже немного цветное.
И ушел он в никуда. Он умер в Мюнхене, в клинике, в Рождество, а мне звонил за три дня до этого. И опять был страшно веселый, шутил, сам подхохатывал. Врачи гарантировали, что он выздоровеет, и мы обсуждали это как самую лучшую новогоднюю новость. А теперь выяснилось, что в этот день он позвонил чуть не сотне человек. И все радовались, а это он так прощался. Когда умирают, люди реагируют на это по-разному, но то, что умер Давид, кажется возмутительной несправедливостью, будто в ответ на счастливое ожидание обещанного праздника тебе с размаху влепили пощечину. И даже непонятно, когда и где его похоронят. Хотят в Москве на Армянском кладбище, но это трудно, и, может быть, его увезут в Ереван. Вот так его нам дали на десять лет, а потом просто растворили в воздухе.
За десять лет тот пустой кабинет, в котором он возник, обрастал вещами как годовыми кольцами и постепенно превратился в невероятную инсталляцию. Давид был такой человек, что разные мировые знаменитости, которые обычно встречаются на газетных полосах и мелькают в телевизоре, все время как-то образовывались в этом кабинете: Рем Колхас напрашивался к нему делать выставки, Заха Хадид слала ему по пять эсэмесок в день. И уж все эти иностранцы рассказывали друг другу, что в Москве есть несколько достопримечательностей: Кремль, Мавзолей, храм Василия Блаженного и кабинет Давида Саркисяна. Там были сотни вещей, такие, что их вообще быть не может. Метрономы, барометр, фарфоровый обелиск, головоломки, магнитные шарики, мобили с моторчиками и без моторчиков тоже, бусы, четки, прозрачный зонтик, скульптуры, картины, рисунки, муаровые шали, свистелки, заводные качели, расписные тарелки, вазы, карты, птички, цветы, часы — это был интерьер лавки волшебника. А он сидел в самом центре, и вокруг был его музей. Как-то очень быстро оказалось, что музей этот преобразился, и это уже стало разуметься само собой, будто он ничего и не делал. А он совершил революцию.
Это был тишайший музей, который тихо умирал. Давид сделал четыре вещи. Он привел в музей современное искусство, современную западную архитектуру, молодых архитекторов и художников и еще сделал музей центром сохранения старой Москвы. И все это в бешеном темпе, который при этом непостижимым образом казался несколько замедленным, как будто минуты растягиваются, чтобы продлить удовольствие от их протекания. Он открывал по 30 выставок в год, дым стоял коромыслом, при этом казалось, что Давид часами сидит в кабинете, смотрит в волшебный шар и крутит свои диковинные вещицы.
У него был талант рассказывать про что-то довольно экзотическое. Он мог подробно говорить, к примеру, про караимов, а мог про Бразилиа, а мог про хосписы. И рассказывал не так, будто просто много знает, а как рассказывает человек вжившийся, знающий, кто есть кто, какие у караимов важные семейства, кто с кем породнился, чем славен каждый род. Время от времени возникало ощущение, что параллельно с тем, как жить здесь, с нами, он живет где-то еще в других местах и там так же рассказывает про нашу жизнь. И жизнь эта становится содержательной, сложной, обаятельной, и, рассказывая о ней, имеет смысл смаковать на вкус отдельные звуки. У нас замечательная архитектура, невероятно богатая история, страшно интересное искусство, а люди кругом — клад, гении, у каждого поразительный талант и масса планов один другого прекраснее. И центром этого ощущения был его музей. Не знаю, кому он это рассказывал, но до нас как бы долетали какие-то слухи. Во всяком случае, в его музее висела аура, которая делала нашу замечательность не то чтобы очевидной, но как бы возможной версией того, что у нас происходит. Я с ним говорил часами, он был знаком с тысячами людей. И сейчас я сообразил, что никогда в жизни не слышал от него ни о ком ничего плохого.
Директора музеев обычно люди феодального склада, крепко укорененные. Но мне Давид почему-то казался немного гостем, правда, необыкновенным, путешествующим как будто бы со своим волшебным шатром, полным магических предметов. Он чем-то напоминал Мелькиадеса из романа Габриеля Маркеса "Сто лет одиночества". Хотя бы тем, что будто не имел возраста, и то прикидывался стариком с глубокими морщинами, то на следующий день становился молодым человеком лет 35. А может быть, главным образом потому, что, хотя все шли к нему, казалось, что это он появляется и с живым интересом спрашивает: "Ну и как вы тут живете?" И становится понятно, что раз так спрашивают, то, наверное, живем не пусто, как-то по-настоящему, а завтра будет еще интереснее.
А не будет. Он просто исчез. Раньше была такая практика — искать людей через газету. Газета ведь важная институция, наверное, можно даже на тот свет обратиться через газету. Окликнуть, чтобы он просто оглянулся. Давид!
Григорий Ревзин
Оригинальная статья

Последние новости по теме "Кино":

Последние новости по теме "Бразилия":