Аналитика, эссе, интервью

Большая Академия становится полем сражения, на котором решается, каким образом и в каких формах государство сумеет "вернуться в науку".

Что там с Большой Академией? Может, про нее забыли? Нет, реформа Большой Академии в очередной раз на повестке дня. Впрочем, слово "реформа" у нас нынче приличным уже не считается, а потому речь, конечно же, о модернизации - модернизации структуры, функций и механизмов финансирования РАН и других академий. За последние пятнадцать лет это уже не первая попытка подступить к госакадемиям, а главное - к Большой Академии, с разнообразными планами их уновления (как говорили во времена М.М.Сперанского). Дальше косметических адаптационных переделок дело обычно не шло, но на этот раз государство куда как решительнее идет "на приступ" храмов и крепостей отечественной науки, и ключевые политические решения, похоже, приняты.

С другой стороны, за пятнадцать ! постперестроечных лет РАН трансформировалась самостоятельно, локально и в целом бессистемно. Речь не только о структурных изменениях (в частности, количество отделений сократилось до девяти), но и о размножении - путем деления институтов, об образовании внутри размножившихся институтов различных центров и прочих полусамостоятельных подразделений, сумевших обеспечить собственное (внебюджетное) финансирование. В этой борьбе за выживание каждый был сам за себя и далеко не все преуспели. Руководство же академии (президиум) лишь взывало - de profundis - к властям, особенно - властям предержащим. Первое, с чем столкнется любая хоть реформа, хоть модернизация, так это с фундаментальным парадоксом, порожденным противоречивым статусом Академии как общественной организации, находящейся на государственном обеспечении. Поэтому у реформы нет четко определенного субъекта; по идее она должна стать совместным предприятием двух сторон - государства и Академии. Незадача, впрочем, в том, что ! отношения между сторонами иначе как конфликтными не назовешь. ! Причем к онфликт этот самого что ни на есть принципиального, идеологического характера, ибо развертывается он как противостояние советского института организации и регулирования научной деятельности и государства, декларирующего современный либеральный подход к научной политике. Иными словами, его можно охарактеризовать как столкновение дискурса достижений, гордости, могущества, мирового лидерства и дискурса эффективности, экономии, выгоды, окупаемости и т.д.

Сохраняющееся с прошлых времен положение вещей генерирует казусы на каждом шагу, и эта "статусофрения" будет, похоже, сохранена. Так, в программе модернизации предусматривается "совершенствование системы управления академическим сектором науки на основе сочетания государственного управления и самоорганизации научного сообщества". Есть подозрение, что сейчас никто не может прояснить, как на практике должна выглядеть эта контаминация управляющих принципов. Нам же двойственность такого рода важна не сама п! о себе, но в перспективе решающей роли государства в планируемых переменах. И тут следующий вопрос - кто репрезентирует государство и формулирует его интерес? Формально государство представлено рядом ведомств - от Минобрнауки (при участии Минэкономразвития и Минфина) до Росимущества (при очевидном лидерстве Минобрнауки в выработке идеологии). Представить себе, что министерство сумеет сформулировать цели государственной научной политики без существенного участия Академии, невозможно. В нормативных документах, как водится, формулировки предельно общие: обеспечение "расширенного воспроизводства фундаментальных знаний", "повышение", "оптимизация" и т.д. Наполнение же этих общих слов практическим смыслом и является предметом столкновения различных партий интересантов, - столкновения, сложная конфигурация которого детерминирована указанным парадоксом.

Академическая верхушка отправляет власть "двух мечей" - власть научного авторитета и! власть административную. Причем последняя имеет две ипостаси:! вытекаю щую из высших иерархических позиций внутри Академии и - одновременно - делегированную государством. Любая мыслимая сейчас реформа ставит на кон автономный статус Академии, что и позволяет ее "олигархам" вести двойную игру - бесконтрольно властвовать внутри Академии, но перелагать ответственность на государство. Реформа чревата еще и нарушением динамического баланса сил между группировками внутри Академии и между ними и государством. В этих условиях многие "мандарины" полагают, что надо оказать сопротивленье этой экспансии государства. Конечно же, в дискурсе о реформе науки на первый план откровенно не могут выйти фигуры материальной заинтересованности и вопросы объема полномочий. Его характер вынуждает стороны маскировать свои притязания - переносить конфликт в плоскость дискуссии о науке как таковой и оперировать аргументами и понятиями из арсенала наукометрии.

Как бы там ни было, ясно одно: Большая Академия становится полем сражения, на котором ре! шается, каким образом и в каких формах государство сумеет "вернуться в науку". Поэтому нам необходимо подробнее остановиться на нескольких важных особенностях нынешней структуры Академии, проясняющих ресурсные возможности и ограничения сторон. Часть из них связана с неравенством, асимметрией, вытекающими непосредственно из самого устройства и традиций Академии и в конечном счете являющимися отражением государственной точки зрения на соотносительную значимость научных отраслей на протяжении семидесяти лет как минимум. Так, из девяти отделений только два представляют комплекс историко-филологических и общественных наук, а это автоматически влечет неравное распределение политико-административного влияния в руководящих органах, разделение на "доминантных" и "рецессивных", "господствующих" и "подчиненных". Эта дифференциация, в свою очередь, формирует представления о должном устройстве академической науки и в общественном мнении,! и в значительной мере у самих ученых - они такое "припис! ывание в есов" воспринимают как само собой разумеющееся, естественное, единственно возможное. Надо добавить, что подобное восприятие более всего свойственно тем, кто принадлежит к группе "господствующих" дисциплин. У них же, по ощущениям, наиболее выражены опасения, что любые перемены способны поколебать их позиции, и, конечно же, они выражаются на языке озабоченности судьбами фундаментальной науки, школ и направлений.

О том, что число научных институтов РАН под аккомпанемент разговоров о более чем скудном финансировании науки увеличилось с 330 примерно до 450, стоит поговорить особо. О чем свидетельствует эта институциональная инфляция? Употребление слова "инфляция" в этом контексте представляется более чем уместным, хоть в прямом значении - "вздутие, расширение", хоть в переносном - "обесценение" (в силу избытка чего-то). Возникновение институтов шло не в логике наращивания исследований и получения новых результатов, но было эффект! ом политической, в широком смысле, борьбы. В значительной мере новые институты создавались исключительно благодаря политическим связям и лоббистским способностям их будущих руководителей. Теперь же "мандарины", выбившие для себя институты, оказались перед необходимостью защищать свои позиции - так образуется новый фронт бюрократических сражений: столкновение интересов директоров старых и новых институтов, что определяет одну из основных коллизий происходящего внутри РАН. Соответственно стратегии старых и новых директоров в отношении реформы продиктованы оценками своих собственных шансов на то, чтобы стать бенефициариями намечающихся преобразований, полновесными субъектами, а точнее, "дружественными" поглотителями предназначенных к сокращению институтов, а не объектами, лишенными права голоса.

По сложившейся традиции президиум РАН не считает нужным ни раскрывать своих намерений, ни сообщать мотивов своих решений. Сквозь туман, опутывающий поле битвы! , проглядываются лишь контуры альянсов и союзов, основанных на! личных связях и общих перспективах клиентел, временных и долгосрочных интересов, но в целом - весьма рыхлой и неопределенной системы отношений, в которой каждый стремится к мобилизации сторонников и к демобилизации потенциальных противников. Государство, поскольку оно не в силах сформулировать и навязать свою точку зрения, вынуждено искать союзников внутри Академии и, что примечательно, довольно пассивно проявляет себя в СМИ.

Не исключено, что с выходом наружу "тайного меморандума" С.Белановского "Оценка состояния Российской академии наук (краткий отчет)" ситуация изменится. Это исследование выполнено по заказу Центра стратегических разработок и любопытно в силу нескольких причин. Первое - он инициирован одним из мозговых центров правительства, что требует отнестись к его положениям со всей серьезностью. Второе - он не предназначался для! публичного обсуждения, но у нас нет свидетельств того, что его обнародование сродни рассекречиванию штабных карт для заказчиков, т.е. не исключено, что они не прочь воспользоваться им в целях символической борьбы. Наконец, третье - он содержит единственно известные эмпирические данные о РАН, полученные в ходе независимого от нее обследования, а также набор экспертных предложений по "оптимизации" статуса, структуры, функций Академии и ее подразделений. Тем самым это исследование, предназначенное, повторим, прежде всего для государева ока, дает актуальный профиль Академии, претендующий на объективность.

Иными словами, это единственный известный документ не нормативного или бюрократическо-статистического характера, претендующий на то, чтобы стать той, с позволения сказать, печкой, от которой предложено будет танцевать при преобразованиях. С другой стороны, описания, классификации и категоризации, вводимые "меморандумом", подкреплены авторитетом и лег! итимностью маячащего за ним государства. Учитывая, что они спо! собны пр едопределить направление последующей селекции решений, отсекая одни возможности и выводя на передний план другие, не удивительно, что "меморандум" Белановского был подвергнут пристальному и пристрастному прочтению. Насколько широкому? Об этом судить трудно, ознакомиться с ним сумел, скорее всего, крайне незначительный процент социально активных сотрудников академических институций, чуть большее количество в принципе знает о его существовании, в основном же от него разошлись круги слухов - картина вполне банальная для подобных случаев. Но несомненно, что текст этот был доведен (или "дошел сам") до сведения всех влиятельных членов Академии.

Установив значимость "меморандума", мы хотели бы абстрагироваться от спора по существу констатирующей или предписывающей его частей и обратиться к его прагматике. Строится она, как представляется, на двух обстоятельствах. Первое обстоятельство - как документ явился на свет божий. Слухи о существовании &q! uot;страшного" документа, обосновывающего "окончательный разгром" РАН, циркулировали давно и были следствием того, что Академия в последние годы регулярно приглашалась на реформаторскую "казнь". Так что для возбуждения общественности многого не требовалось, было достаточно подозрений, что что-то затевается снова и всерьез. Таким образом, тут можно усматривать как политтехнологическую драматургию, так и некоторую параноидальность настроя общественности. Как бы там ни было, ставшее доступным исследование, как показалось многим, оправдало худшие ожидания. Второе - она строится на ряде содержащихся в "меморандуме" заключений, не соответствующих господствующим в Академии представлениям, а также тех включенных в отчет данных, которые не ассоциируются в сознании аудитории с его жанром и подразумеваемыми целями. Речь, прежде всего, о параграфах, посвященных делению сотрудников на "эффективных ученых" и "кадровый балласт", а так! же формулирующих политические установки. Так, "меморандум! ом" констатируется, что академическим ученым свойственны сильные протестные настроения - около 60% из них примет участие в акциях протеста в гипотетическом случае закрытия их институтов; что электоральные установки российских академических ученых заметно отличаются от общероссийских в сторону политического негативизма - в академической среде резко снижена доля голосующих за "Единую Россию" и за В.В.Путина, но в то же время аномально высока популярность таких оппозиционных партий, как "Родина", "СПС", "Яблоко" (в 2-3 раза выше, чем в среднем по стране). Что до характеристик качественного состава Академии, то отметим следующие тезисы: "В составе академической науки имеется значительный "кадровый балласт" - около 60% численности научных работников"; "эффективность гуманитарного сектора академической науки очень низка - доля в нем "кадрового балласта" составляет более 90%. В негуманитарном сегменте! доля "балласта" 53%". (Любопытно, что процент "балласта" в Академии в исследовании в точности совпадает с процентом готовых принять участие в протестах.)

В целом же исследование рисует не слишком привлекательный портрет кадрового состава Академии, который сочетает такие черты, как "завышенная самооценка", более высокий, чем у населения в целом, потребительский статус, относительное привилегированное положение с убыванием полезности и эффективности своего функционирования. Не удивительно, что труд этот в академической среде был награжден эпитетами "скандальный", "беспрецедентный", "доносительский" и проч. Да иначе и быть не могло, поскольку в документе содержатся предложения по радикальному переустройству управляющих органов РАН. Самое "вкусное" из них - отстранение нынешнего состава президиума РАН от руководства Академией и отправка его на пенсию. О чем без обиняков говорится в заключитель! ном пункте - в "Предложениях по реорганизации РАН": ! " ;В связи с высокими протестными настроениями, присущими академическим ученым, а также в связи с активно ведущихся (так в тексте. - Е. Г.) президиумом РАН лоббистской и пиаровской кампаний, направленных на защиту интересов членов Президиума и блокирование любых реформ академической науки, необходимо провести противонаправленную информационную кампанию, ориентированную на все академическое сообщество и на широкую российскую аудиторию. В этой кампании следует показать менеджерскую неэффективность работы президиума РАН с результатами аудиторских проверок его деятельности". Вольно или невольно, провокативную роль "меморандум" сыграл, как бы приподняв завесу над истинными замыслами государства и подталкивая сторонников других подходов к активному проявлению своих позиций. Он способен также привести к кристаллизации противостояния вокруг более-менее четко прописанных ключевых пунктов, концептов, условий и критериев реформ.

Какими бы ни были соображения зака! зчиков исследования, объективно сложившиеся условия позволяют использовать "меморандум" для оказания влияния/давления на разные группы внутри Академии. Если команда "государственников" получила претендующий на легитимность инструмент контригры против корпорации академических патронов, то последние - не менее легитимный повод к заключению альянса со своими "клиентами" из числа предполагаемых аутсайдеров, "балласта" и тех, кто не без оснований усматривает во вмешательстве государства угрозу автономии. "Реформисты" припирают "ретроградов" докладом к стенке - те либо соглашаются на некие компромиссные условия, либо будут реализованы самые радикальные рекомендации доклада. И, наоборот, "ретрограды" получают точку мобилизации сторонников среди "безмолвствующего большинства" академической общественности. Таким образом, все имеют возможности его инструментализации в своих целях. (Слова "ретрограды&! quot; и "реформисты" используются как символические ! маркеры для обозначения позиций в идеологическом столкновении, а не для оценки этих позиций по существу. Можно утверждать, что с обеих сторон достаточно людей, давно занимающихся паранаукой и выбравших сторону только по сиюминутным конъюнктурно-карьерным соображениям.)

Ясно, что "война" за Академию в разгаре. Чем она кончится, какую роль в ее течении сыграет тот или иной эпизод, каким будет устройство РАН после - пока не ясно. Но уже ясно: то, что инсценируется как объективное стремление к истине, как защита общественного блага, чистый интерес к науке и т.д., порой имеет изнанку в виде борьбы амбиций, стремления оставить за собой прежние высшие позиции, страсти к самоутверждению. Под маской борьбы за науку идет сражение за себя в науке, а жизнь от науки мимикрирует под жизнь наукой. А потому важно рассеять иллюзии, что из двух противостоящих сторон в борьбе за Академию одна - подлинное сообщество ученых, т.е. тех, кто действует бескорыстно, исходя из интересов дела, ! а вторая - государственно- бюрократическая, то есть чиновники, чья заинтересованность в реформе субъективна и материальна.

Западные аналитики давно ищут в старых работах Путина зловещие планы по установлению контроля над всем нефтегазовым комплексом выходцами из спецслужб, аресту непослушных олигархов и внешнеполитической экспансии. В диссертации Путина улов оказался весьма скудным. Но что-то по пути зацепилось в сети.

Обвинения Владимира Путина в плагиате значительной части своей кандидатской диссертации 1997 года стремительно разнеслось в последние дни по всем мировым СМИ – от относительно респектабельных изданий до «желтых» сайтов и даже блогов.

Откуда взялась сенсация? Washington Times и лондонская Sunday Times ссылаются на известного эксперта из Брукингского Института Клиффорда Гэдди (http://www.brookings.edu/scholars/cgaddy.htm). При этом заявления самого Гэдди нигде нет, а сам Брукингский Институт никакой информацией на эту тему не располагает. Большинство последующих сообщений (в том числе и в российских СМИ) содержали вторичные и третичные интерпретации, никак не проясняющие суть дела.

Впрочем, очередной "сезон охоты" на Путина и российское руководство в целом открылся не этим обвинением. В последние несколько недель в западных СМИ прошла, пожалуй, самая интенсивная кампания "сливов" и обвинений. В начале марта комиссия итальянского парламента выпустила доклад, прямо обвиняющий советские спецслужбы в покушении на Папу Римского в 1981 году. Обвинения основывались главным образом на давно известном архиве Митрохина, в достоверности которого имеются серьёзные сомнения, но на такую тонкость никто внимания не обратил. На прошлой неделе Пентагон обвинил Россию в передаче оперативной военной информации Саддаму Хусейну во время операции "Шок и трепет" в Ираке в 2003 году. Немногим ранее из высоких инстанций звучало ещё одно обвинение - в том что российские спецслужбы помогли эвакуировать иракские ОМП (которые, конечно же, сущ! ествовали) в Сирию перед приходом в Багдад коалиционных войск.

И вот теперь - обвинения касающиеся диссертации. Казалось бы плагиат - довольно простой в смысле установления истины случай. Взять два текста, произвести сравнение, определить уровень совпадения, выяснить, действительно ли чужие слова и иллюстрации выдавались за собственную работу или использовались только в обзоре текущего состояния темы исследования. И все.

Возможно, это будет сделано в недалёком будущем. Но частым свойством вышеупомянутых скандалов и "сливов" было то, что они повисали в воздухе, не подкреплялись дальнейшими фактами, но и не опровергались – принцип «осадок остался» в каждом случае становился главным. Возможно, некоторые подробности рано или поздно всё-таки появятся, но они будут, естественно, совсем не такими сенсационными, как первые заявления. "Шестнадцать страниц полностью списанного текста" превратятся в "пять страниц очень похожего изложения" или даже "секции, близкие по смыслу". Вероятность "повисания в воздухе" с неопределённым исходом, судя по многочисленным прошлым прецедентам, достаточно велика.

Поэтому, не имея в данный момент оригиналов обоих текстов - диссертации Путина и учебника по менеджменту Кинга и Клилэнда (откуда якобы и был взят кусок его кандидатской работы), немаловажно оценить достоверность утверждения о плагиате из имеющихся косвенных источников. Действительно ли это похоже на вопиющий плагиат? Насколько можно верить авторам обвинения, их обьективности и непредвзятости? Как будет показано ниже, в положительном ответе на оба вопроса есть большие сомнения.

Гэдди, по сообщению Washington Times, заявил, что "из 20 страниц, открывающих вторую, ключевую главу диссертации, 16 взяты почти дословно или с незначительными изменениями из американской работы". В некоторых вторичных источниках это утверждение превратилось в «центральную часть работы, дословно скопированную с главы учебника Кинга и Клилэнда». Из слов Гэдди можно заключить, что потенциальный плагиат содержится во вступительной части главы. Впрочем, далеко не очевидно, что скопированная (или адаптированная) часть выдавалась за свою собственную работу (тем более что ссылка на книгу Кинга и Клилэнда в диссертации Путина была приведена). Возможно, это было просто многословное, развёрнутое вступление к главе, "балласт", увеличивающий объём рукописи. Конечно же, подобное не делает чести данной работе, но и не является беззастенчивым плагиатом.

Вышедшая в ноябре прошлого года статья Харли Бэлзера во влиятельном американском политическом журнале утверждает, что диссертация Путина касалась трёх основных вопросов: (а) как природные ресурсы могут способствовать развитию региональной экономики, (б) проблемы стратегического планирования, и (в) развитие портовой инфраструктуры для увеличения экспортных возможностей. Другой источник говорит о том, что основное внимание диссертации уделено проблеме природных ресурсов в экономике Санкт-Петербурга и Ленинградской области.

Таким образом центральной темой диссертации были всё-таки региональные проблемы Ленинградской области. Подобной информации, конечно же, не было в американском учебнике по менеджменту, касающемся общих проблем стратегического планирования и менеджмента.

Обращает на себя внимание то, что авторы статьи в Washington Times очень плохо представляют себе российские научные реалии: "The official Kremlin biography asserts Mr. Putin obtained a 'Ph.D. in economics' in 1997 from the St. Petersburg Mining Institute, but his thesis was for a 'candidate of sciences' degree that is considered at least an academic class below a formal doctoral degree".

Здесь, конечно, проявляется путаница: российская "кандидатская диссертация" обычно считается аналогичной американскому "Ph.D." (Doctor of Philosophy), хотя по названию последнее напоминает российскую "докторскую". Полной эквивалентности тут нет, но на мой взгляд Ph.D. всё же намного ближе к кандидатской, чем к докторской диссертации. Например, у меня самого Ph.D. из Массачусетского Технологического Института - одного из самых престижных американских университетов. Я считаю эту работу несколько выше аналогичных кандидатских работ по схожей тематике в России, но я никогда не буду утверждать, что моя степень соответствует российской докторской.

Сайт "Инопресса", явно симпатизируя "обвинению", скромно умолчал об этой нелепице, изобразив дело так, будто, по американской оценке, работа не достойна даже кандидатской степени: "... Путин получил степень кандидата наук по экономике в Санкт-Петербургском горном институте в 1997 году. Но американские исследователи установили также, что научная ценность работы не дотягивает до этой степени."

Далее "Инопресса" утверждает, "что шесть диаграмм и таблиц 218-страничной диссертации также являются 'точной копией' аналогичных диаграмм из американской работы". Но американский источник использует слово "mimic", которое может означать очень расплывчатую степень схожести, а вовсе не "точную копию".

И, наконец, очень существенный момент: в переводе на "Инопрессе" и в большинстве других российских комментариев на эту тему опущена фраза из статьи в Washington Times: "The thesis writer does cite the King-Cleland work as one of his 47 sources, but gives no indication that paragraphs and pages are being taken unchanged from the earlier work". То есть работа Кинга-Клиланда упоминается в списке литературы из 47 источников, но ссылки по каждому использованному абзацу из этой книги не приводятся.

В конце статьи в Washington Times, в типично высокомерном тоне о "немытой России", автор утверждает: "Хотя в Америке плагиат является несмываемым пятном в биографии любого политика – сенатор Джо Байден так и не оправился от обвинений в том, что он украл часть речи, произнесенной в 1988 году тогдашним лидером британских лейбористов Нилом Кинноком, – проблему не принимают всерьез в России, которая занимает второе после Китая место по производству пиратской продукции."

Oh, really? Имя влиятельного сенатора Джо Байдена я регулярно встречаю в новостях в течении многих лет. Но ни разу до появления статьи о плагиате Путина я не видел упоминания об этих проблемах Байдена - по всей видимости, история с плагиатом была давно забыта и вовсе не мешала карьере сенатора. Джо Байден баллотировался в президентские кандидаты от демократической партии на первичных выборах 2004 года и серьёзно рассматривается как потенциальный кандидат в будущей президентской кампании 2008 году.

Вообще (хотя мы и не пытаемся перевести обсуждение в формат «А у вас негров линчуют» – просто для понимания), история плагиата в современной Америке показывает, что обвинения в заимствовании чужих текстов, по большому счету, никак не влияют на репутацию «обвиняемого». Так, в начале девяностых годов прошлого столетия Мартин Лютер Кинг - самый известный правозащитник в американской истории, лидер движения за гражданские права, взбудоражившего всю Америку в 60-е годы - был посмертно обвинён в массированном плагиате - как в своей богословской диссертации, так и в многочисленных речах и проповедях. Но даже те кто обвинял его, подчёркивали что историческое значение фигуры Мартина Лютера Кинга от этого не уменьшается. Он по прежнему остаётся главным символом ненасильственной борьбы за права американских меньшинств, и в его честь назван день в середине января отмечаемый как праздник всеми штатами кроме Нью Хэмпшира (а так же целый "месячник американской истории чернокожих").

Незадолго до смерти в 2002 году очень серьёзным обвинениям в плагиате подвергся один из самых популярных американских писателей на тему военной истории США (героико-патриотической направленности) Стефен Амброуз - автор десятков книг, служивших основой для многих документальных телефильмов и сериалов. Большинство наблюдателей согласились что интенсивный плагиат действительно имел место. Тем не менее его книгами и сегодня заставлены целые полки американских книжных магазинов.

На этом фоне заявления о «несмываемом пятне» выглядят даже комично. Хотя, повторим, дело не в этом.

Вернемся к нашей «сенсации». Возможно, в ближайшее время мы узнаем новые важные подробности, но пока что есть только абстрактные обвинения, не подкреплённые реальным сравнением образцов текста. Их суть сводится к тому, что примерно 16 страниц и 6 иллюстраций вступительной части второй главы диссертации Путина (посвященной, напомним, региональному развитию Петербурга и области) очень похожи на выдержки из известного американского учебника по менеджменту. При этом обвинения исходят из довольно одиозных источников, известных как антироссийской направленностью в целом, так и сомнительной компетентностю и огромными пробелами в понимании российской экономики. Пока не густо.

Интерес на Западе к диссертации Владимира Путина (и нескольким его статьям, написанным на её основе в отраслевых журналах) проявлялся давно, но вряд ли соответствие академическим стандартам было главной целью. Судя по имеющимся сведениям, интерес вызывали прежде всего идеология и взгляды Путина на нефтяную геополитику. Различные аналитики пытались выудить из этих работ доказательства тому, что ещё в те далёкие годы он строил зловещие планы по установлению контроля над всем нефтегазовым комплексом выходцами из спецслужб, аресту непослушных олигархов и внешнеполитической экспансии. В диссертации и статьях такой улов оказался весьма скудным. Но что-то по пути зацепилось в сети. И верёвочка в дороге пригодится... За неимением доказанных зловещих планов, обвинения в плагиате могут служить скромной компенсацией затраченных усилий.