Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Аналитика, эссе, интервью в Русском Журнале Аналитика, эссе, интервью


Аналитика, эссе, интервью


Сегодня в выпуске
31.03.2006

Критика националистического разума. Часть I

Стратегия противоборства с национализмом и сама является "националистической". Кто борется против национализма? В первую очередь те, кто создают и исповедуют другой национализм.

Оговоримся сразу: критика в данном случае не предполагает ни "деструкции", ни "деконструкции". Тем более это не критика идеологическая, выполненная в форме "разоблачения" или "восхваления" (предполагающих, задним числом, постоянную игру во взаимную подстановку.) Еще меньше эта критика националистического разума основана на рассмотрении его как идеологии, то есть разнообразных "иллюзий", "заблуждений" и "предрассудков", которые могут в нем содержаться (да и содержатся наверняка). И совсем уж точно критика националистического разума не сводится к "анализу содержаний", которые в произвольном порядке обнаруживаются в тексте кого-то, кто по тем или иным причинам (часто довольно произвольным) причислен к националистам.

Речь идет о рассмотрении национализма, которое было бы максимально близко к тому пониманию критики, которое предложил родоначальник европейского критического мышления, Иммануил Кант. Как известно, критика являлась для него в первую очередь критикой "разумной способности вообще", и решением вопроса о "возможности", "объеме" и "границах" метафизики "вообще". Исходя из этого, и для нас вопрос о националистическом разуме есть прежде всего вопрос о разуме. Точно также, критическое рассуждение о национализме - это рассуждение о метафизике.

При этом мы с самого начала отдаем себе отчет в том, что именно националистический разум представляет собой воплощенное притязание разума на статус всеобъемлющей инстанции. Соответственно, и метафизика национализма является той формой метафизики, которая настаивает на своей "универсальности". Иначе говоря, действуя вместе с Кантом, мы в то же время действуем и против Канта. Это значит, что в данном случае проблемой является не возможность метафизики ! "вообще" и/или разума "вообще", а присвоен! ие " ;всеобщности" разумом и метафизикой, которое они осуществляют, становясь "националистическими".

Кантовское затруднение в решении вопроса о соотношении причинности и привычки, "трансцендентального" и "эмпирического", разрешается самим ходом национализации разумной деятельности (которая и дает возможность поставить данный вопрос абстрактно.) В рамках этой национализации совершается скачок от воли к ratio, от случайного к необходимому, от практики к сознанию и, наконец, от единичного к всеобщему. Отсюда следует, что метафизика национализма является метафизикой проекта, обретение которой совпадает с обретением перспективы проектирования метафизики.

"Национализм" бюрократии или самоопределение общества?

С некоторых пор "национализм" трактуется у нас не иначе как бранное, неприличное слово. Хорошим тоном давно уже стало наморщить носик при словах: "Ах, да ! ведь N - националист". В политической среде и подавно: слово сказать нельзя, как тебя протестируют на наличие националистических настроений. "От национализма один шаг до фашизма, а это сами знаете что". Высказывание такого рода давно стало общим местом для тех, кто "инкорпорирован" в мощные шеренги служивых кадров. При этом примечательно, что опасность национализма кажется тем страшнее, чем больше от него начинает веять какой-то смутной угрозой. Неясность работает лишь на усиление испуга: как бы чего вышло, как бы не стало хуже.

Официальные и полуофициальные мероприятия по борьбе с национализмом нацелены только на то, чтобы лишить его последнего шанса на определенность. Во имя борьбы с распространением националистической идеологии заключается антифашистский "Пакт", в котором рассуждения о фашизме не идут дальше расхожих ламентаций. ! Вследствие обвинений в показе националистических видеороликов ! с выборо в в Мосгордуму, а потому и вовсе "переформатируется" партия, всерьез претендовавшая на роль главной силы системной оппозиции. Череда этих и других не менее значимых событий заставляет задаться сразу несколькими вопросами: Кто заинтересован в борьбе с все более невидимым врагом? Кому выгодна ставка на реконструкцию этой известной политической идеологемы? Наконец, каким образом проявляют себя сами борцы, в кого они превращаются по мере ее обострения?

Последние вопросы - самые главные. Наша идентичность, сам способ нашего существования зависит от того, с кем и посредством чего мы боремся. При этом осуществляемое в процессе борьбы самоопределение неизбежно оказывается и борьбой за определение вражеской стороны. Разумеется, это определение является "негативным" и осуществляется в форме репрессии, санкции или запрета. Однако победа в противоборстве принципиально не может быть достигнута, если мы соглашаемся на неопределенность оппонента (и, тем более, есл! и мы ее усиливаем!) С этой точки зрения власть представляет собой такое отношение между акторами A и B, в котором A добивается преимущества, если он полностью (или хотя бы частично) начинает контролировать всю ситуацию взаимодействия. Минимизируя для себя неопределенность этой ситуации, A начинает не просто контролировать B, но и определять его существование (в том числе и применяя к нему некую эвристику.)

Иными словами, власть действительно выражается в "контроле над неопределенностью" (Крозье), и усиление неопределенности никак не может быть связано с любым сценарием властного взаимодействия. Это значит, усиливающаяся неопределенность националистической угрозы (как любого "объекта" или "явления", к которому примеряется клише "невидимого врага") служит неоспоримым свидетельством того, что "национализм" для борцов с ним - не более чем эвфемизм. Применяя его, борцы! с националистической угрозой не только наделяют себя привилег! ией б езотчетных действий, но и даруют себе возможность подозревать и обвинять в национализме любого, кто может быть воспринят ими как политический оппонент.

Однако по-настоящему примечательно здесь другое. Стратегия противоборства с национализмом и сама является "националистической". Кто борется против национализма? В первую очередь те, кто создают и исповедуют другой национализм. Слово "создавать" - ключевое. Противоборство с национализмом неизменно оборачивается способом обретения некой национальной идентичности. Однако не это главное: важно, что это противоборство может придать черты политической нации даже тому сообщество, которое к этому не стремится. Борцы с националистической угрозой, подчас сами того не желая, снабдили себя атрибутикой представителей квазинации.

В этом-то и кроется ответ на вопрос о борцах с "невидимым врагом" и выгодах, связанных с разжиганием такой борьбы. Некая группа берет на себя мисс! ию политической нации, выдавая политику упрочения корпоративного статуса за политику гражданского единения. Становясь квазинациональной, эта корпоративность одним махом оказывается еще и "общенациональной". Те, кого они именуют "националистами", для них просто чужие: они не причастны к их корпорации. И после победы над "национализмом" никогда уже не должны быть к ней причастны: чужие здесь не ходят. Такое нужно уметь, и не просто уметь, но иметь возможность сделать. А имеет эту возможность та часть "широкой общественности", которая осуществляет публичную деятельность в соответствии с очередным должностным предписанием: "партия власти".

"Национализм" последней выражается в последовательном отстаивании бюрократической корпоративности. Становясь все более замкнутой, бюрократия все больше приобретает черты единственного в своем роде сословия. Однако, воплотившись в "! партии власти", административные кадры осуществляют задач! у сослов ной организации как общенациональную и общегражданскую. По сути, широкомасштабная кампания против националистической угрозы затеяна лишь для того, чтобы с реализацией этой задачи оказывалось бы сопряженным существование всего гражданского общества в целом.

"Партия власти" - образование особое. Это бюрократия, которая восприняла себя как олицетворение гражданского общества (а заодно, до кучи, и политической нации). Одновременно само гражданское общество было воспринято в духе функционализма: с одной стороны, как нечто "служебное" ("Мы функционируем - стало быть, все функционируют"), с другой - как нечто, чему надлежит "функционировать" (вместо прежнего "Как скажем, так и будет" - новое: "Кого создадим - тот и скажет".)

Скажем прямо: без описанного отождествления бюрократии с гражданским обществом, то есть, собственно говоря, без "партии власти", гражданское общество не было бы о! бозначено в России как особая модальность социальных отношений.

Вместе с тем, сделав ставку на то, чтобы воспринимать себя как "руководящую и направляющую силу" политической стихийности, бюрократия стала "партией". Отказавшись от того, чтобы связывать свои корпоративные функции с приданием политике "планомерности", она развязала себе руки. И превратилась в "нацию".

Однако бюрократии как "нации" и как "партии" противостоит часть гражданского общества, представители которой отнюдь не склонны считать свою роль "служебной", а жизнедеятельность - основанной на чиновничье-олигархическом функционировании. Именно эта часть гражданского общества готова взять на себя роль производительной силы, созидающей новую национально-политическую общность. Борясь против "национализма", "партия власти" борется против этой (еще только нарождающейся) части гражданского общества.

Неудивит! ельно, что при таком раскладе само гражданское общество приним! ает вызо в и обозначает ставку на производство нового универсума: русской нации. Принадлежность к ней радикальным образом отличается от принадлежности к заведомо номинальной общности "россиян", с производством которой еще с ельцинских времен связана вся система действий постсоветской номенклатуры. В отличие от "русских", "россияне" существуют главным образом как "сезонное явление" - добросовестно функционируя в качестве электората. В то же время с "русскими" сложнее - они присутствуют постоянно и иногда (например, в ситуациях наподобие "Правого марша") пугающе реальны.

Нужно признать: новая генерация бюрократических кадров, олицетворяемая президентом В.В.Путиным, прекрасно понимает возникшую альтернативу. (Ее острота особенно ощущается при том раскладе, когда Украина после "оранжада" оказалась модельным национальным государством, а Белоруссия - более правомочной наследницей "советской стран! ы", правда, без характерной игры в "братство народов".) Ответом молодой бюрократии ("Суркову слава!") стала идея национальных проектов. Продуктивная сама по себе, эта идея не может сработать в ситуации, когда проектом так и не стала сама нация.

Разумеется, такой нацией может стать только нация "русская", ибо именно русская идентичность впервые имеет шанс превратиться в политический проект. Весь постсоветский период, с воплощенной в нем ставкой на общность "россиян", был периодом блокирования не только этого проекта, но и любой успешной (то есть не ориентированной изначально на "запаздывающее" развитие) социальной модернизации.

Модернизационный процесс представляет собой не что иное, как процесс видоизменения структур самоорганизации общества, основанный на расширении его представлений о себе самом. Это значит, модернизационный процесс оказывается возможен только тогда, когда общество най! дет в себе силы превратиться в коллективного self-made-man, то есть не породит новую субъективность, узнав себя в ней и одновременно сделав ее своим способом узнавания. Именно такое общество и можно считать "гражданским". Однако, чтобы сделаться таковым, оно должно стать местом обитания националистического разума.

Националистический разум как манифестация субъективности

С точки зрения генеалогии гражданское общество в его новоевропейском понимании представляет собой ничто иное как (a) структуру, (b) среду и одновременно (c) результат формирования политической нации. В свою очередь, политическая нация - это этнос, не только достигший самосознания, но и превративший его в практику совместного существования. Национальная идентичность при таком раскладе выступает идентичностью общности, основанной на превращении самосознания в политику и проведении этой политики самосознания. Формирование нации связано с образованием сознания, которое себя определяет, то есть само устанавливает и само перехо! дит свои границы.

Разумеется, не все представители нации наделены способностью самоопределения в равной мере. Однако в рамках существования нации эта способность не может и полностью исчезнуть. Она интериоризуется как предпосылка индивидуального бытия и выступает в качестве нашего исторического априори. Без нее, в свою очередь, оказывается немыслимым даже существование индивида, понятого как социальный атом, - в своем атомарном качестве индивид оказывается элементом нации без самой нации.

Гражданское общество представляет собой совокупность самоопределяющихся сознаний, границы которых измеряются лишь степенью политизированности нации. Политизированность в данном случае выступает синонимом особой формы мобилизации: сознательности индивидов как граждан. При этом гражданское общество воплощает всю непропорциональность национальной политизации. Все политизированы по-разному и в разной степени. Именно поэтому общность нации невозможна без обобществления соз! нания, которое систематически формируется как коллективное! . Таким образом, гражданское общество - это еще и инстанция обобществления сознания, причем обобществление выступает здесь результатом подчинения политики производственному принципу.

Иными словами, возникновение гражданского общества новоевропейского образца сопряжено с созданием системы политического производства. Мысль, которая сама себя определяет, есть также политика, которая сама себя производит. Стихия самоопределяющейся мысли скрывает под собой упорядоченность политики, которая превращается в производственное отношение (в самом широком понимании этого слова). Самосознание не просто производит политику, обретая свой смысл в общности, оно делает политику национальной. Это значит, что самосознание может возникнуть как эпифеномен соотнесенности, сопричастности.

Однако речь не идет о сколько-нибудь "естественной" сопричастности, скрепленной принадлежностью к этносу или роду. Происхождение самосознания политической нации никак нельзя назва! ть природным. Это особый производственный синойкизм (который далек от "собственно политического" синойкизма в его античном значении). Самосознание, понятое в подобном качестве, состоит в практике совместно осуществляемой работы. Последняя связана с возведением в принцип человеческого существования самореферентности мысли (как, возможно, выразился бы Н.Луман). Мысль отделяется от себя, порывает с собой - и через этот разрыв возвращается к себе в форме субъективности, "удерживающей свое противоречие" (Гегель).

Субъективность открывает антропологическую перспективу суверенного существования. Смысл, превращенный в достояние субъективности, приобретает при этом статус работы, выражающейся в "производстве себя". Общность "произведших себя" понимается как общность происхождения. Ей и становится нация, мыслящаяся чуть ли не как универсальное воплощение общности исторической судьбы. Подобную постановку вопроса не отменяет н! икакая глобализация, поскольку "глобальный мир" восп! ринимает ся по аналогии с нацией - как все та же "судьбоносная общность"(1).

Вместе с тем наблюдать себя люди могут только в той форме, которую предполагает само общество. Это значит, что самореферентность мысли и субъективность, берущая в ней начало, допускаются лишь в той мере, в какой общественная реальность проявляет готовность к самопознанию. Понимание политики как производственного процесса обращает политическую жизнь в манифестацию нащупывающего свои пределы самосознания. Гражданское общество оборачивается с этой точки зрения сложной совокупностью дифференциальных признаков, способных отличать одно самосознание от другого. Генерализованные, то есть доведенные до состояния "противоположностей", эти признаки приобретают характер "национально-территориальных" границ.

В то же время любая философская "противоположность" выступает лишь онтологическим двойником такой "национально-территориальной" границы. Подобная постанов! ка вопроса дает возможность иначе взглянуть и на проблему национального разума. Собственно, национальной в этом случае будет та форма разума, которая в рамках осуществления рефлексии над собой отделяется от себя таким образом, чтобы оказаться противопоставленным своей "противоположности". Только преодолев себя в ней, национальный разум обращается в инстанцию достижения самосознания. Очевидно, что подобная рефлексивная процедура не может не сказаться и на самом обретаемом самосознании, имя которому "национализм". Последний может определяться каким угодно образом, но только не с точки зрения организации рефлексивности.

Обычно "националистические" идеологии критикуют за этноцентризм. Иными словами, их воспринимают как модернизированные версии субстанциалистского мышления, смысл которого (и для которого!) исчерпывается отсылкой к "первозданности" сущностей и "природности" начал. Вместе с тем "национализм" должен ! пониматься существенно иначе: если он и предполагает этноце! нтризм, то речь идет об этноцентризме совершенно особого рода.

Однако в первую очередь "национализм" выступает идеологической практикой (или, если угодно, методом) обострения различий.

Как оно производится и в чем находит свое выражение?

Во-первых, различия радикализуются: они не просто сводятся к "противоположностям", но укореняются (от лат. Radix - корень) в качестве таковых. Способы укоренения разнообразны (что, впрочем, совершенно не мешает им подчас иногда очень тесно соприкасаться друг с другом.) Классический пример подобного укоренения связан с приданием националистической идеологии формы мифологического и/или теологического дискурса. В обоих случаях происходит сакрализация: ей подвергаются не столько даже сами противоположности, сколько граница, в форме которой производится их демаркация. Итогом всего этого служит восприятие национального самосознания как способа самовыражения некой трансценденции, вознамерившейся заяви! ть о себе посредством образования некой политической нации.

Другой пример укоренения предполагает рассмотрение национализма как философии "традиционализма" в ее многочисленных интерпретациях и изводах. При всем уважении к почитателям творчества Р.Генона, Ю.Эволы или М.Элиаде, философский "традиционализм" является, по сути, лишь модернистским подобием метафизики. Фактически эта философия берет начало в гегелевской "диалектике" (с характерной для нее ставкой на превращение в метафизику деисторизующей себя субъективности).

Во-вторых, различия политизируются, превращаясь в оппозиции: политическими они становятся в силу своей категориальной противопоставленности. Иными слова! ми, политика различий состоит в достижении ими определенности.! Как тол ько она достигнута, происходит чудо преображения - различия превращаются в противоположности. Противопоставленная себе субъективность только тогда по-настоящему обретает самосознание, когда начинает выражать себя в процессе категоризации.

Это означает, что с дистанции, на расстоянии которой субъективность обретает и удерживает свою противоположность, снимается, как сказал бы М.Хайдеггер, "мерка" универсального. В соответствии с ней сознание не просто достигает "некоей" определенности, но осуществляет самоопределение, полностью идентичное по своей процедуре политической декларации независимости. Тождество деклараций независимости и производимого сознанием самоопределения не только предпосылка возникновения национализма как идеологии, но в то же время и результат ее воздействия. В силу этого примесь "национализма" присутствует в любой философии исследование "чистого" сознания и "чистой" субъективности.

Здесь снова возникает тема этноцентризма. В какой степени этноцентричен национализм? Ровно в той, в какой он представляет собой этноцентризм субъективности, возвестившей об обретении суверенитета. Да, но может ли быть этноцентричной субъективность? Разумеется, ибо через произведенное ею завоевание суверенности этноцентризм обнаружил свое отражение в зеркале универсализма. Так произошло возникновение национализма как формы этноцентристского дискурса, сосредоточенного только на одном - на манифестации сознания и сознательности.

Подробнее
Торг уместен

Все эти АНО, контрольные пакеты, рейтинги, учредители, госсобственность, владение на правах аренды и налоговые послабления свидетельствуют о том, что процесс в образовании пошел - процесс приватизации.

Сообщения о том, что кто-то из фигурантов списка Forbs покупает себе очередной клуб, яхту, виллу, шато, замок, дворец, стали уже настолько привычными, что на них мало кто обращает внимание. Заголовок "Дерипаска приватизирует Плехановскую академию" вызывает у читателя куда большую заинтересованность, и не потому, что его волнует расширение ассортимента покупок, а потому, что он понимает: приватизации подлежит новая сфера, на этот раз - объекты образовательной инфраструктуры. Дотошные журналисты не преминули напомнить, что на самом деле это не первый опыт вхождения акул бизнеса в образование, прецедент уже был: Ходорковский покупал РГГУ, эксперимент закончился не очень удачно. Но с Плехановской академией случай иной - ее ректор Виталий Видяпин попросил Владимира Путина превратить вуз в автономную организац! ию с частным соучредителем ("Коммерсант"). По словам ректора, речь идет о "реализации частно-государственного партнерства в сфере образования, или создании вуза нового типа". Процесс пойдет небыстро - в три этапа, для начала вуз планирует получить статус автономной некоммерческой организации (АНО) и пригласить в соучредители Олега Дерипаску, потом пять лет, с 2006 по 2011 год, будут "отрабатывать механизмы партнерства", а через пять лет, на третьем этапе, предполагается разработать федеральную законодательную инициативу. Ну, в общем, лет через десять АНО-ЧГП станет легитимным.

Пока же ректор Видяпин говорит о том, что госорганы должны провести оценку университета и "если нас оценят в 100 миллионов долларов, то доля соучредителя ! будет не 50 миллионов, а 100". За такие деньги, считает р! ектор, м ожно создать "настоящий западный университет - не Оксфорд, а Стэнфорд, работающий на практикоориентированной основе", университет со "спортивным дворцом, кинотеатром, бутиками и парикмахерскими".

Насколько нужны университету, который находится не в чистом поле, а в столице России, свои бутики, - решать соучредителям; читателю, особенно сетевому, минутный поиск показывает: "Закон РФ о некоммерческих организациях. Статья 10. Автономная некоммерческая организация, где в пункте 1 говорится: "Имущество, переданное автономной некоммерческой организации ее учредителями (учредителем), является собственностью автономной некоммерческой организации. Учредители автономной некоммерческой организации не сохраняют прав на имущество, переданное ими в собственность этой организации", а в пункте 2 утверждается, что "автономна! я некоммерческая организация вправе осуществлять предпринимательскую деятельность, соответствующую целям, для достижения которых создана указанная организация".

Сочетание статей закона и 100 миллионов, которые учредитель передаст вузу в собственность, свидетельствует, что так можно сделать неплохой гешефт и с полным правом, на законных основаниях, заняться предпринимательской деятельностью в сфере образования. Пугать неудачным опытом не надо, потому что еще минута на поиск - и перед тобой свидетельства того, что есть примеры куда более успешного выстраивания цепочек "образование - бизнес" и "бизнес - образование".

Конечно, превращение Плехановской академии в АНО и миллионы ее потенциального учредителя - сюжет увлекательный, но локальный какой-то, тянет разве что на новеллу. В целом же картина куда масштабнее, эпическое, ! можно сказать, полотно. О том, что бизнес во главе с Российски! м союзом промышленников и предпринимателей (РСПП) решил посодействовать образованию, стало известно два с лишним года назад. За это время выяснилось, что роль благотворителей предпринимателей не устраивает, подход этот "абсолютно тупиковый" и говорить с государством на образовательную тему бизнес будет не как спонсор, а как партнер. Еще в первой декаде марта в Петербурге в ходе "круглого стола" "Взаимодействие бизнеса и образования в реализации приоритетного национального проекта" президент РСПП Александр Шохин заявил, что "контрольный пакет в этом случае остается за государством: финансовый донор, в свою очередь, получает возможность контролировать расходование вкладываемых в подготовку кадров ресурсов".

Что предлагает бизнес в рамках проекта "Образование"
1. Разработать независимую систему рейтингования вузов.
2. Изменение организационно-правовых форм образовательных учреждений, чтобы спонсоры могли участвовать в управлении ими.
3. Предоставить налоговые льготы работодателям, оказывающим поддержку вузам.
4. Разработать новый законопроект о государственной поддержке образовательного кредитования.
5. Создать Национальное агентство развития профессиональных квалификаций.

Ключевые слова здесь, конечно же, "контрольный пакет", точнее, говорить надо "контрольный пакет акций". Там, где появляются акции, появляется и акц! ионерное общество, и акционеры, и стоимость акций. Как и чем о! пределяе тся стоимость акций компании? В частности, ее местом в рейтинге себе подобных. А потому представители бизнеса, отметил г-н Шохин, должны участвовать в разработке требований к системе образования и проведении рейтингов учебных заведений.

Усвоенная во времена дикого капитализма формула "Любой каприз за ваши деньги" сработала - первые рейтинги уже появились.

Насколько они помогут потенциальным покупателям в определении стоимости объекта поглощения, сказать трудно, но для обывателя это увлекательнейшее чтение. Ну, вот кто, например, слышал что-нибудь об Ивановском государственном энергетическом университете? Мало кто. Про Санкт-Петербургский университет слышало, наверное, гораздо больше людей. "Сарафанное радио" - это дело одно, рейтинг - совсем другой коленкор. Так знайте же, л! юди, потребители и покупатели, что Ивановский институт (9-е место) обгоняет и питерский университет (15-е), и легендарный московский Физтех (11-е). Что от того, что Новороссийская государственная морская академия занимает 78-е место, РГГУ - 47-48-е, а МГИМО - 23-е? Если кто-то хочет стать капитаном дальнего плавания, трудно предположить, что он выберет гуманитарный вуз. Если компания занимается перевальным бизнесом, вряд ли она станет вкладываться в специалистов по международной журналистике. Но это взгляд обывателя с его трезвой логикой.

Рейтинги, как объясняют, нужны для того, чтобы отказаться от "уравниловки" в финансировании и определить группу лидеров - это 20 вузов, которые получат статус национальных. Им на каждого обучающего студента будут выделять из госказны по 5 тысяч долларов в год. Во вторую группу попадут около 300 вузов, они станут зваться межрегиональными и бу! дут получать за каждого обучающегося студента по 3 тысячи долл! аров. В третьей группе окажутся еще 600 вузов - им ежегодно будет выделяться по 2 тысячи. Отказ от "уравниловки", от "всеобщего равенства", введение градационного финансирования - идея замечательная, рейтинг - инструмент для ее реализации вроде бы вполне подходящий. Но стоит вглядеться в первые две строчки предложенного рейтинга:

Если не стараться доказать, что 4 больше, чем 6 и! 26, что 0,39 меньше, чем 0,06, то понять основания, на которых МВТУ занимает 1-е место, а МГУ - 2-е, невозможно, тому могут быть только причины.

Но коллизия ведь не только внутри одного рейтинга, но и между рейтингами, потому что есть еще и рейтинг вузов от Минобрнауки, который "безусловно, объективен, но опирается прежде всего на затратные показатели, такие, как, например, количество докторов наук"; а к концу лета свой рейтинг, отражающий потребности работодателей, обещалась составить "Деловая Россия".

"Без царя в голове" - говорят про того,
Головою кто слаб и недужен...
Я ни против, ни за не скажу ничего;
В голове царь, быть может, и нужен.

(В.С. Лихачев)

Но рей! тинг будет, потому что в России необходимо ввести систему рейтинговых оценок деятельности вузов, - так сказал президент на встрече с 24 капитанами российского бизнеса. Для начала президент сообщил капитанам, что государство выполнило перед ними свои обязательства и установило плату за землю под приватизированными объектами на уровне 2,5 процента от кадастровой стоимости, а затем посоветовал им "принять прямое участие в образовательном процессе, в проведении занятий, принятии экзаменов" и призвал их мобилизоваться на решение национальных проектов, в частности, в сфере образования. А глава РСПП Александр Шохин еще раз сказал, что бизнесмены все-таки хотели бы! смягчения налогового администрирования и ограничения сроков н! алоговых проверок.

Все эти АНО, контрольные пакеты, рейтинги, учредители, госсобственность, владение на правах аренды и налоговые послабления свидетельствуют о том, что в рамках ли национального проекта, вне ли его, но процесс в образовании пошел - процесс приватизации.

Подробнее
Практикум пропагандиста и агитатора

Нами до сих пор не осмыслен феномен книги "История ВКП(б). Краткий курс", в которой раздел, посвященный марксистской философии, был написан лично верховным лидером государства. Эта книга концептуализировала советский народ - и, в каком-то смысле она его и создала.

Альфа и омега политического просвещения - идейность и правдивость. "Без идейного содержания агитация вырождается в фразерство" (Ленин В.И. Полн. собр. соч., 5 изд., т. 47, с.74). Без правдивости - в манипуляцию. Содержание исходных категорий политпросвещения отсылают к смысловой и нравственной сторонам пропаганды и агитации. Пока они не будут прояснены и осмыслены теми, кто сегодня включается в работу по воссозданию политпросвета, доверие к нему в обществе не будет восстановлено. Поэтому вопрос о социокультурных источниках запроса на политическое просвещение будет первой темой практикума.

Принято считать, что манипулятивные политтехнологи сегодня с успехом заменяют любое политическое просвещение со всей его агитацией и пропагандой - потерявшими актуальность пережитками эпохи модерна. Однако манипуляции и просвещение - вещи не просто разные, а прямо противоположные. Запрос на манипуляции возникает тогда, когда стандартные механизмы политической системы не с! правляются с внутренней энергетикой социума, и система пытается изобрести те или иные окольные пути для того, чтобы удерживать ее под контролем. Запрос на политическое просвещение возникает в обратной ситуации - когда социум сам пытается увеличить количество производимой энергии, выйти на тот уровень динамики, который бы соответствовал заявленным претензиям политсистемы.

Иначе говоря, запрос на политпросвет естественно вытекает из логики становления социума. Более того, он рождается в недрах культуры, когда включается комплекс механизмов, упорядочивающих публичное и приватное жизненные пространства. Важно подчеркнуть, что речь здесь идет именно об автономном социокультурном комплексе, а не о "политике" того или иного внешнего по отношению к социуму субъекта (будь то "власть", "партия", "идеология" и т.п.); в противном случае мы должны отождествлять любые методы воздействия на массовое сознание с волюнтаристским характером тех ил! и иных политических режимов. Поэтому запрос на политическое пр! освещени е, элементами которого являются пропаганда и агитация, есть следствие и вместе с тем результат срабатывания комплекса, обеспечивающего устойчивость социальных структур.

Срабатывание этого комплекса происходит в ситуации разложения и кризиса социальности. Но это не крах как таковой, т.е. не смерть, а скорее одно из специфических состояний жизни. Здесь уместнее говорить о декадансе, характеризующем упадок классических форм социокультурного творчества и дающем множество плодов, связанных с экстенсивным развитием культуры.

Хорошая иллюстрация - русские Золотой и Серебряный век. В ХVIII-ХIХ вв., когда очерчивался горизонт смыслового содержания российского социокультурного пространства, культура была в состоянии непрерывной экспансии - в поиске пределов. В первой четверти ХХ столетия, когда рамки и форматы уже определены, прорывы за эти (уже найденные) пределы были уже невозможны. Декаданс - это время, в которое были исхожены все возможные тропы в уже очерчен! ных границах. Отсюда многообразие плодов и противоречивый расцвет в состоянии упадка, свидетельствующий о неминуемом конце или предстоящем радикальном перевороте.

Накопленная масса "артефактов" в конечном итоге переваливает критический порог. Социум рассыпается под тяжестью прошлого. Проявляется симптомы усталости от культуры, неудовлетворенности ее наличным состоянием. Золотой век отрицается в своем незыблемом статусе. В конечном итоге, результатом такого пресыщения становится срабатывание механизмов негативной свободы, когда успехи прошлого отменяются произволом современников. С этим и связана тенденция к социальному и культурному нигилизму, который уже не загоняется в маргинальное поле, но сам легко, "в один щелчок", становится сначала модным, а затем и превращается в идеологический мэйнстрим. Наступает время революционных преобразований - как в культуре, так и в политике.

На негативной свободе зиждется знакомый нам и до сих пор не изж! итый правовой и культурный нигилизм 90-х. Такую свободу сознат! ельно во зжелали и избрали для себя народы СССР, уставшие от строгой смысловой определенности коммунистического мировоззрения. Однако и само это мировоззрение к тому моменту окончательно перестало справляться с масштабами, а главное с - количеством культурных результатов, совокупная сложность и многообразие которых оказались неподъемными для него. Утрата идейности, стержневой оси социокультурного пространства есть итог этой усталости, страшная плата за свободу творить историю по собственному произволу. И кому, как не тем, кто однажды уловил энергетику запроса на идейность, знать это: "пресловутая свобода критики означает не замену одной теории другою, а свободу от всякой целостной и продуманной теории, означает эклектизм и беспринципность" (В.И.Ленин, "Что делать?").

Выход из ситуации кризиса всегда требует радикальных решений. Но радикализм здесь далеко не революционный. Революционер отменяет прошлое во имя будущего, жертвует им, чтобы на выходе получить но! вое качество. Поэтому декаданс - его естественная среда. Но в ней революционер не одинок: в той же среде бок о бок с ним существует его alter ego - консерватор, который пытается спасти ситуацию через стилизацию или присвоение некогда уже реализованных социальных практик. Из реакционного типа мышления вытекают зачастую брутальные требования диктатуры, реставрации тоталитарных социокультурных форм. Последнее объясняется ретроспективным взглядом на золотой век стабильности и определенности, который предстает перед взором как нечто завершенное - но это взгляд из ситуации краха того самого, уже некогда состоявшегося и выразившего себя культурно-исторического типа. Поэтому как революционное, так и консервативное решения не могут разрубить гордиев узел социокультурного клинча эпохи декаданса.

Выход из него возможен не через революцию или реставрацию, но через радикальную редукцию или упрощение. Это значит, что запрос на политпросвещение возникает тогда, когда необходимо нащу! пать твердую почву под ногами. Взглянуть на свое прошлое без н! енависти , с какой смотрит на него революционер, и без надежды найти в нем спасительную соломинку, с какой смотрят на него затравленные глаза консерватора. Но твердым и уверенным, в каком-то смысле равнодушным взглядом геолога.

Упрощение - не значит опрощение или опошление. И не от хорошей жизни приходится прибегать к таким радикальным средствам.

Суть социокультурного редукционизма заключается в такой отмене итогов декаданса, когда ради спасения социума не приносятся в жертву ни его прошлое, ни будущее. Нами до сих пор не осмыслен феномен некогда эпохальной книги "История ВКП(б). Краткий курс", в которой раздел, посвященный марксистской философии, был написан лично верховным лидером государства. Эта книга, дающая редукционистскую, в сущности, сильно упрощенную картину исторического процесса, концептуализировала советский народ - и, тем самым, в каком-то смысле она его и создала.

Если бы речь шла только о фальсификации, как полагают сегодня, было бы невозмо! жно дальнейшее массовое освоение высокой классики ХIХ-го века, библиотеки шедевров мировой литературы - и, тем самым, реальное возвращение в историю после революционных "каникул", воссоединение и с собственной, и с мировой исторической традицией. Наша нынешняя система образования и воспитания до сих пор укоренена в классических образцах светской культуры; в этом смысле она еще не смирилась с "концом истории"; она ее продолжает!

Идейность - цель социокультурного редукционизма. Восстановление исходных смысловых структур позволяет преодолеть ситуацию разложения через обретение твердой почвы, открывает возможность для успешной рецепции и актуализации опыта прошлого. Поэтому политическое просвещение всегда связано с идейностью, требующей веры и правдивости.

Политическое просвещение начинается тогда, когда субъект пропагандистской и агитационной работы увязывает свои интересы с интересами объекта, на который она направлена. Иначе говоря, политическ! ое просвещение - это res publica, общее дело, предметом которо! го являе тся сама среда, само жизненное пространство политики.

Поэтому неверно и ошибочно отождествлять пропаганду с манипуляцией массовым сознанием, субъект которой реализует частные или групповые интересы. И, несмотря на то, что всякая групповщина зиждется на том или ином идейном основании, ее лукавая суть заключается в стремлении ввести людей в заблуждение относительно своих намерений. В свою очередь, пропагандистская и агитационная работа направлена на защиту общества от манипуляционных технологий - то есть составляет, кроме всего прочего, один из значимых элементов государственной безопасности. Или, если угодно, национального суверенитета.

Подробнее

Поиск по РЖ
Приглашаем Вас принять участие в дискуссиях РЖ
© Русский Журнал. Перепечатка только по согласованию с редакцией. Подписывайтесь на регулярное получение материалов Русского Журнала по e-mail.
Пишите в Русский Журнал.
Название вуза Число предприятий, готовых принять выпускниковЧисло п! редприятий, на которые пришли выпускники 2005 годаЧисло принятых выпускников 2005 года Доля от общего числа (%)
1Московский государственный технический университет им. Н.Э. Баумана

26

4

4

0,06

2Московский государственный университет

23

6

26

0,39


В избранное