Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Скурлатов В.И. Философско-политический дневник


Печать как сопряжение софта с хардом

 

Вечером в среду 10 сентября 2008 года собрались в Институте философии Российской академии наук на Волхонке в зале заседаний Ученого Совета на 5-ом этаже и прослушали сначала доклад профессора Чикагского университета Роберта Бёрда (Robert Bird) «Символ и печать у Вячеслава Иванова», а затем обсудили программу поездки нашей делегации в Абхазию. Поедут 5 человек. Сейчас там пока Лев Львович Регельсон. Наша инициативная группа продолжает собеседования с возможными соучастниками, работа штучная, растянется на несколько недель, сегодня в четверг посетим две тусовки, надо присмотреться к потенциальным орговикам и завязать и развить контакты. По Казахстану предложен интересный проект, взялся Виктор-2. И по профсоюзам.

Доклад организовал Институт синергийной антропологии, вел заседание мой давний друг его директор Сергей Сергеевич Хоружий, которому я перед началом заседания представил Дмитрия Щукина, увлекшегося книгой Сергея «Очерки синергийной антропологии» (2005, об этой концепции смотри статью Кристины Штёкль и доклад Хоружего). Мысли Роберта Бёрда оказались для меня крайне актуальными, поскольку в последние дни занимаюсь проблемой харда как колеи истории, а печать и есть сопряжение софта с хардом. Роберт Бёрд на материале творчества Вячеслава Иванова и Андрея Тарковского вышел фактически на ту проблематику соотношения логического и исторического и ключевой для истории роли сверхсубстанционально-сверхсубъектного начала, которой занимался Шеллинг при разработке «позитивной философии» и «системы мировых эпох» (на эту тему – мои последние заметки «Бог, субъектность и собственность по Шеллингу /и Хайдеггеру/. 1» и «Бог, собственность и евхаристия»).

Чтобы немножко почувствовать, что такое «печать» и как она сопряжена с «историей», и чтобы настроиться «на волну», вспомним и проникнемся – «И увидел я Ангела, сходящего с неба, который имел ключ от бездны и большую цепь в руке своей. Он взял дракона, змия древнего, который есть диавол и сатана, и сковал его на тысячу лет, и низверг его в бездну, и положил над ним печать, дабы не прельщал уже народы, доколе не окончится тысяча лет; после же сего ему должно быть освобожденным на малое время» (Откровение святого Иоанна Богослова 20:1-3). Согласно Правой Вере, «тысяча лет» - от Начала (Точка Альфа) до Грехопадения, а «малое время» - от Грехопадения до Конца (Точка Омега).

Профессор Роберт Бёрд затронул вопросы глубочайшие, опираясь на идеи мыслителей русского Серебряного Века, прежде всего Вячеслава Иванова и Павла Флоренского, но держа в уме и основополагающие труды великого американского семиотика Чарльза Пирса (1839-1914). Невозможно в краткой заметке передать нюансы доклада, и Аннотация, по-моему, плохо передает его суть, но тем не менее приведу её:



«В ходе своей пятидесятилетней литературной деятельности Вячеслав Иванов разработал целый ряд концепций символа, от статьи «Символика эстетических начал» (1904) до итальянской заметки «Simbolismo» (1937) и посмертно опубликованной работы «Мысли о поэзии» (1938/1943). Несмотря на обилие концептуализаций, в понятии символа у Иванова остается много неясного, может быть недосказанного, будто в своих теоретических работах он оставался верен уклончивому определению символа из его же статьи «Предчувствия и предвестия» (1906): «Символы наши – не имена; они – наше молчание». В докладе акцент смещен с символа как такового на понятия более осязательные, поэтому более продуктивные в эстетике, и, быть может, не менее важные для творчества Иванова. Речь в данном случае идет о понятиях проекции и, особенно, печати. Хотя Иванов не делал понятие печати предметом специального теоретического рассмотрения, он употреблял его последовательно и во всех жанрах (в отличие от «символа», который почти никогда не встречается в его поэзии). Этот факт дает нам право использовать его как более надежную опору для осмысления всей ивановской теории сигнификации. В частности, понятие печати проясняет парадоксальное переплетение вещественного и идеального, присутствия и отсутствия, характерное для понятия символа во всех концептуализациях Иванова. В конечном итоге, печать есть материальное бытие символа. Несомненно, что понятие печати стало ключевым для Иванова в период его персонализма в 1910-е годы. В докладе также проводятся параллели с понятием печати у Ивана Бунина, Осипа Мандельштама и Андрея Тарковского».

Печать – след-оттиск тела, как Туринская Плащаница или Спас Нерукотворный. Вообще вещи живы через запечатленную в них идею, а человек, согласно Вячеславу Иванову, - «Творец икон и сам икона» (с этого стихотворения Роберт Бёрд начал свой доклад). В печати сопрягается хард (тело, вещь) с софтом (идея, дух). Мудрецы постигали суть отпечатка в печати со времен пифагорейцев, а газета «Время новостей» в связи с кончиной великого современного французского философа Жака Бодрийяра даже опубликовала 27 марта 2007 года (№ 47) его размышления о субъект-объектности и надсубъектности фотографии «Ибо иллюзия не противоположна реальности...». И важно через печать выйти на историю, что американский профессор и пытался делать очень настойчиво. И он чуял ту проблему, над которой бились поздний Шеллинг и поздний Хайдеггер. И он раскрывал её, анализируя во многом интуитивный поиск Андрея Тарковского в фильмах «Зеркало», «Сталкер», «Жертвоприношение».

В ходе дискуссии между Сергеем Хоружим и Робертом Бёрдом о различии между символом как «двойной проекцией» и «печатью» - оба пришли к выводу, что концепции печати больше всего соответствует эстетика Павла Флоренского, в связи с чем вспомнили его «геологическую модель истории». Это интересное наблюдение, хотя я полагаю, и могу доказать через обращение к «Иконостасу» Павла Александровича, что все же Флоренский, как и Алексей Федорович Лосев, в понимании символа акцентировали софт, а не хард.

Иван Бунин прозревал «хардовость» печати в стихах о «словах, врезанных в вещество». Печать сопрягает символ с историей через вещество. Мы ходим в музеи, чтобы пережить вещественный след времени, истории. Печать в определенном плане противоположна символу как проекции-зеркалу и потому надвизуальна.

Поскольку печать – медиатор Бога и человека, то Сергей Хоружий сделал вывод, что до Боговоплощения, то есть до Иисуса Христа, - печати быть не могло. В связи с этим я задал вопрос о соотношении печати и жертвоприношения, ибо жертвоприношение изначально – с Авеля и Каина - связывает Бога и человека и есть «распечатывание» божественного в телесном. И в пример привел Гимн 90 из ригведовской Мандалы Х о жертвоприношении человека-Пуруши, когда из его распечатывания-расчленения рождается мир и общество с его варнами. И спросил, как суть печати и распечатывания можно понять из евхаристии, которая является подменой исходной каннибаллистической трапезы (пурушамедха). Да, Иисус Христос на Голгофе свершил Богосаможертвоприношение руками римлян по наущению иудеев и тем самым «исполнил закон» и открыл путь ко Второму Пришествию и Страшному Суду и Закланию Агнца (Точка Омега) и прояснил высший смысл печати-кода бытия сущего («ключ бездны»), но сама печать была «тысячу лет» с сотворения мира до распечатывания в Грехопадении, когда Ева и затем Адам поели плод («яблоко») с Древа познания добра и зла - «и сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло» (Бытие 3:22), и Адам с Евой были изгнаны из сада Едемского, и дьявол стал князем мира сего. Надвизуальная печать распечатывается в поедании хлеба и вина как Тела и Крови Нового Завета (Матфей 26:28), но «код» сначала раскусили Прародители, но не до конца, поскольку не добрались до Древа жизни, ибо путь к нему преградил «Херувим и пламенный меч обращающийся» (Бытие 3:24), и «код» распечатается только в Конце, когда ворота Нового Иерусалима «не будут запираться» (Откровение 21:25) – «И показал мне чистую реку воды жизни, светлую, как кристалл, исходящую от престола Бога и Агнца. Среди улицы его, и по ту и по другую сторону реки, древо жизни» (22:1-2).

Возникла дискуссия, и Роберт Бёрд с Сергеем Хоружим признали, что надо этот ракурс «печать и жертвоприношение как распечатывание» продумать, и здесь работы много. Отпечаток Духа в телесном, жертвоприношение телесного ради прорыва к небесному – ключ к пониманию не только печати, но и символа. Как говорится в заключительных строках «Фауста» Гёте - Alles Vergängliche ist nur ein Gleichnis («Всё преходящее есть только сравнение-символ»). И, перефразируя «The medium is the message» («медиa есть сообщение») Маршалла Маклюэна, - «хард есть софт». И искусство – не самовыражение художника, а его саможертвоприношение, и я тут вспомнил не только пушкинское "пока не требует поэта к священной жертве Аполлон", но и фильм Андрея Тарковского "Жертвоприношение".

Мог бы добавить, что проблематика сопряжения харда и софта, телесно-вещественного и духовно-идеального, причем в ракурсе ступеней-эпох исторического – в центре внимания не только позднего Хайдеггера, но и всех великих французов прошлого века начиная с Анри Бергсона /в его трактатах «Материя и память» (1896) и «Творческая эволюция» (1907)/, из которых я бы выделил не только Мишеля Фуко, но и таких более ранних первопроходцев, как Андре Бретон и Ролан Барт.


В избранное