Русская философия в системе знания. 3

Продолжаю вникать в суждения современных отечественных философов-профессионалов о всемирной значимости и основных особенностях нашей философии, которую я сам оцениваю как вполне конкурентоспособную в эпоху утверждающегося постиндустриального «общества знания» (особенно после ухода французских корифеев, задававших в последние полвека мировой философский мейнстрим). Прекрасный повод – обсуждение книги «Русская философия: энциклопедия» (2007), во многом отражающей позиции философского факультета МГУ (главный редактор - заведующий кафедрой истории русской философии Михаил Александрович Маслин). Споры чрезвычайно полезны и для меня неимоверно поучительны, поскольку универсальная информационно-поисковая мультимедийная Интернет-система Панлог призвана представить высшие духовные и сопряженные с ними политические проблемы максимально надконфессионально и надпартийно с позиций «честного маклера». Ниже – продолжение публикации стенограммы дискуссии из журнала «Вопросы философии» (сентябрь 2008, № 9). Текст отсканирован мной (в Интернете его нет), мои комментарии выделены отдельно, страницы журнальной публикации указаны в косых скобках:

/стр. 18/ И.К. Пантин: Думаю, что выход в свет энциклопедии "Русская философия" относится к числу заметных событий. В самом деле, попытка представить в одной книге теоретический вклад, который был сделан русскими мыслителями в философию и социологию, представляет собой важное и благородное дело. В конце концов, и русскому, и иностранному читателю нужно знать, что в России была солидная философская традиция, которой мы имеем право гордиться и по возможности продолжать и развивать ее. Думаю, однако, что, обсуждая сегодня эту "Энциклопедию", мы должны отдавать себе отчет в том, что удалось авторам труда и что не удалось. Как мне представляется, авторам удалось в более или менее цельном виде представить дореволюционную русскую философию, как материалистическую, так и идеалистическую, включая религиозную. Разумеется, можно придраться к отдельным формулировкам, отдельным оценкам, но в целом этот громадный пласт отечественной философской мысли проанализирован вполне профессионально.

Единственное пожелание здесь - увеличить число рецензентов. Именно рецензентов, а не авторов. Потому что многих неловких формулировок в статьях можно было бы избежать, если бы на стадии редактуры было бы проведено рецензирование. Впрочем, это не вина, а скорее беда работ такого типа. Мне пришлось анализировать статьи по русской философской и общественной мысли в "Философской энциклопедии" в четырех томах, в энциклопедии "Русская общественная мысль с XII до начала XX вв.". И везде составители и редакторы посчитали, что рецензирование статей до выхода в свет такого рода трудов излишне. Быть может, здесь сыграли роль и финансовые соображения, но каждый раз видишь, что тщательного рецензирования не проводилось.

Вот один из примеров (на деле их гораздо больше) неточности, которую можно было устранить. В дефиниции народничества (статья "Народничество") указано всё: и то, что оно - "общественное движение последней трети XIX - начала XX вв.", и то, что "народничество составляет комплекс экономических, политических, социалистических, философско-социологических теорий самобытности российского пути общественного развития". Единственно чего нет, это указания на характер народничества как идеологии крестьянской демократии. Почему нет, сказать трудно. Не думаю, что автор сделал это преднамеренно. Просто он забыл (а рецензент в этом случае ему не напомнил). А ведь эта статья, ради справедливости надо сказать, по своему уровню превосходит соответствующую статью, скажем, в "Философской энциклопедии".

Далее. Русская дореволюционная философская мысль представлена в "Энциклопедии" достойно. Но ведь предмет труда гораздо шире - вся русская философия, /стр. 19/ включая и постреволюционный, советский период. Не думаю, что составители сомневаются в значении этого периода для развития философского знания в России. Но почему же тогда всё богатство философских поисков и исканий в советскую эпоху каким-то образом вместилось в одну, хотя и большую, статью.

Я помню, как когда-то в 1990-х гг. В.А. Лекторский и В.Н. Садовский написали огромную статью для "Независимой газеты", где попытались осмыслить теоретический вклад советских философов. Статья, если не ошибаюсь, была опубликована в пику Галковскому. Получилось весьма интересно. В ней Лекторский и Садовский дали панораму философии советского периода. Не панораму персоналий, писавших о философии, а панораму идей... К сожалению такой панорамы нет в энциклопедии "Русская философия". А это существенно обедняет представление о русской философии.

Конечно, А. Герцен, Н. Чернышевский, В. Соловьев, Бердяев и другие шли своими путями в философии. А разве не было таких людей в советской философии? Были. Вспомним, например, Щедровицкого, создавшего целое направление в методологии анализа научной мысли, Э. Ильенкова, повлиявшего на целое поколение философов, А. Зиновьева, логика и социолога, М. Гефтера, историка и философа, и многих других. Так почему же некоторые из них не удостоились даже упоминания, не то что отдельных статей? Поэтому советский период в русской философии представлен в основном людьми, писавшими о русской философии, а не людьми, двигавшими философское знание вперед.

Что касается философии советского периода, то при анализе ее возникает одна специфическая трудность; проблема борьбы направлений в советской философии. Я соглашусь со Львом Владимировичем, что при анализе развития философии советского периода авторы и составители, слава Богу, сумели обойти "свары" (его выражение), имевшие тогда место. Но вот проблема: если налицо развитие, то возникают и противоречия. А значит, появляются лица, представляющие противоположные стороны противоречия. Я современник дискуссий 50-х гг. XX в. и на собственном опыте знаю, как решались эти противоречия. Никогда не забуду завкафедрой истории русской философии МГУ профессора И. Щипанова, который пообещал нам, четырем аспирантам кафедры, стереть нас "в лагерную пыль". А ведь это не единичный случай: так или примерно так проходила научная полемика в то время. У меня нет ответа на вопрос, стоит ли говорить об этом в энциклопедии. Но, говоря о персоналиях, помещенных в "Русской философии" стоило бы как-то упомянуть об их позиции по тем или иным вопросам.

И последнее замечание в адрес составителей и редколлегии. Как человеку, занимавшемуся историей русской философской и общественно-политической мысли, мне не хватает характеристики основных направлений. Кто стоял, например, у истоков идеологии народничества, какую трансформацию в идейном и философском смысле претерпело это направление в процессе развития. Скажем, смотришь статью "А.И. Герцен", статья хорошая, дельная (за исключением анализа духовной драмы Герцена), но автор почему-то забыл отметить, что Герцен, как и Чернышевский, является родоначальником народничества. А это значит, связь с последующим идейным направлением потеряна.

Дальше обращаемся все к той же статье "Народничество". И опять всё правильно написано, но нет характеристики особенностей идеологии "действенного народничества". А она существенна для понимания всего народничества. Ведь в отличие от родоначальников народничества Герцена и Чернышевского, у "семидесятников" речь шла уже не столько о теоретической концепции крестьянского социализма, сколько о "философии действия" в самом широком смысле этого слова. Народнические писатели (М. Бакунин, П. Лавров, П. Ткачев) сознательно разрабатывали систему взглядов, целью которой была борьба за реализацию программы крестьянского социализма. Они усматривали свою задачу в том, чтобы совершать логический переход от мировоззрения к морали, от философии к деятельности, обусловленной этой философией. Они - авторы доктрин, которые прямо замыкались на революционную практику (теория "критических личностей" Лаврова, /стр. 20/ "субъективный метод в социологии" Н. Михайловского и т.п.). И пока мы не поймем это, до тех пор мы будем вынуждены говорить о "понятийном движении" в философии народников, об их отступлении от взглядов Чернышевского и т.п. сюжетах, вокруг которых шли напряженные идейные споры в 50-70-х гг. XX в.

Заключая, еще раз подчеркну: проделана громадная работа, получен хороший результат. И все-таки это - первая прикидка, первый подступ к проблеме. Надо продолжать начатое.

А.П. Поляков: Пятигорский, отвечая на вопрос, является ли русская философия оригинальной и в чем её оригинальность, сказал, что вообще никакой русской философии нет, как нет ни немецкой, ни английской. Есть только философия. Вы считаете, что "Энциклопедия" хоть в какой-то степени демонстрирует оригинальность русской философии?

И.К. Пантин: Вы знаете, у Зеньковского есть любопытное членение. Он говорит: есть история философии в России и есть русская философия. Причем он, на мой взгляд, для своего времени очень четко ухватывает специфику размышлений передовых русских людей о России. Т.е. мы можем сказать, что это проблема модернизации стран третьего или второго эшелона развития. Это огромное поле проблем, которое не снилось ни американской, ни французской философии. Может быть, чуть-чуть немецкой. Ну, уж английской точно не снилось. Это специфика. И я решительно стою на позициях - русская философия имеет свою специфику, и наша задача подчеркнуть, выявить ее.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Это верное замечание. Например, когда я занимался африканскими философами, то обратил внимание на то, что они классифицировались на «африканских славянофилов» и «африканских западников». Схожая социально-культурная ситуация порождает схожие специфические идеологемы/

В.А. Лекторский: В любом словаре, в любой западной энциклопедии всегда есть статьи об американской философии, о французской, о немецкой. Этого никто не отрицает.

К.М. Долгов: Подготовка и издание энциклопедий - один из самых трудных видов и жанров научного творчества. Эта трудность состоит в том, что подобного рода издания предполагают огромное поле исследования проблем различных сфер человеческой деятельности и человеческого знания. В еще большей мере это относится к философским энциклопедиям, в которых выражается и отражается высшая мысль культуры, высшие достижения человеческой мысли и творчества, универсальная ка¬тегориальная система человеческого знания, познания и самосознания.

Естественно, любая национальная энциклопедия - немецкая, французская, итальянская, испанская, британская и т.д. выражает и отражает не только достижения национальной философии, науки и культуры, но и достижения мировой философии, мировой науки и культуры, поскольку человеческое знание развивается не только в русле национального духа, но и в русле духа всемирного, общечеловеческого. Вот почему выход философских энциклопедий, равно как и энциклопедий науки, культуры, религии и т.д. - это всегда большое событие для любой страны и любого народа.

Я думаю, что выход энциклопедии "Русская философия" является весьма значительным событием в нашей духовной жизни, поскольку она раскрывает величественную панораму восхождения русской мысли на протяжении тысячелетней истории в творениях выдающихся отечественных мыслителей, которые внесли ощутимый вклад в решение фундаментальных проблем человеческого знания, в развитие не только отечественной, но и мировой философии.

На мой взгляд, философская энциклопедия отличается от энциклопедий конкретных наук прежде всего тем, что она придает особое значение личности философа, вырабатывающего ту или иную философскую доктрину, то или иное философское учение, те или иные философские идеи. Именно поэтому необходимо обращаться к личности философа, "оживить" её как историческую личность, чтобы через вековые наслоения деформирующих традиций понять подлинную мысль и слово философа, которые могут служить для нас путеводной звездой в лабиринте сложнейших проблем современного мира. В этом смысле философская энциклопедия должна быть предельно историчной и логичной, поскольку именно в философии и философском знании из истории генерируется логика, из эмпирии - теория, а из традиции вырабатывается /новаторская специфика/. Жизненный смысл любой доктрины тесно связан с личностью философа, и в данной «Энциклопедии» я вижу и прослеживаю эту связь на примере многих русских философов, и, мне кажется, не стоит этого недооценивать.

Следующий положительный момент, который я хотел бы отметить в данной "Энициклопедии" - это освещение особенностей категориальной системы русской философии, которая, разумеется, имеет свои отличия, скажем, от западноевропейской. Это касается не только того, что в русской мысли много загадочного и непонятного, долгого и затяжного русского молчания и позднего пробуждения русской мысли, ее безмолвного раздумья, мечтаний и воображения, или того, на что указывал в своё время Евгений Трубецкой - что на протяжении многих веков русский дух не сказывался в словесном и мысленном творчестве, зато мощно, глубоко и изящно сказывался в древнерусской иконе как "умозрении в красках", благодаря чему русский народ размышлял о самых возвышенных предметах, о самых предельных вопросах своей жизни и своего бытия. В этом многовековом "словесном молчании" не следует видеть отсталость русской мысли и русского духа, а наоборот, это было свидетельство глубины, сложности, подлинного изящества и необычайной мощи русского духа, русской философии. Это был период вызревания лучших свойств и качеств русской мысли, русского духа, русской философии, которые будут выражены позднее в трудах наших мыслителей.

Кроме того, в статьях, посвященных категориям и концептам, дается весьма вразумительное понимание категорий, присущих именно русской мысли и русской философии: "соборность", "софийность", "теургия" и ряд других. Больше того, в отличие от западноевропейской категориальной системы, настолько детально и тщательно разработанной и обоснованной, что если с небольшой эрудицией развивать и классифицировать эти термины, то можно воспроизвести, по существу, всю историю западноевропейской мысли, - в отличие от нее, в русской философской мысли развитие шло не от "наивности" к "сознательности" и не от "веры" к "знанию", как это принято считать и по сей день, а от стихийной безвольности к волевой ответственности, от кружения помыслов и страстей к аскезе и собранности духа, от воображения и рассуждения к цельности духовной жизни, опыта и видения, от "психического" к чисто духовному, спиритуальному. Трагедия русского духа всегда разыгрывалась не в кругу формально-логических категорий, а в кругу духовно-психологических апорий. Русская философия формировалась и развивалась с самого начала как философия цельного знания и как философия целостного человека. Она не сводима к формальным категориям, к формальной морфологии или структуре народного духа. Историческая судьба русского народа и ее философское осмысление воплощались всегда в конкретных событиях и в конкретных решениях жизненных задач.

Хотелось бы отметить еще один положительный момент в содержании данной "Энциклопедии": в ней представлены не только собственно профессиональные философы, но и писатели, поэты, мастера культуры, религиозные деятели, которые также и весьма успешно развивали философскую мысль, что очень важно для всей русской культуры и не только русской, но и западноевропейской и мировой. Достаточно назвать статьи о Достоевском, Толстом, Кандинском и других деятелях литературы и искусства, чтобы ощутить глубину и универсальность их философских идей, которые окажут огромное воздействие на развитие европейской и мировой философии и культуры. Именно представители русской литературы и искусства выработали те идеи и духовные параметры и критерии, в соответствии с которыми будут развиваться литература и искусства Западной Европы и всего мира: философия архитектуры, философия живописи, философия музыки и т.д. Трудно переоценить вклад русской, философской мысли, наших мастеров литературы и искусства в развитие литературы, искусства, культуры, и, естественно, философии современного мира.

Наконец, вопрос о недостатках, содержащихся в данной "Энциклопедии". Найти их – дело не/стр. 22/трудное. Об этих недостатках уже говорилось, особенно тех, которые касаются персоналий. Но, как говорил еще Гегель, отыскивать недостатки у великих мыслителей - это работа и дело школьника, а не серьезного человека. Отыскивать недостатки в таком большом и важном издании, как энциклопедия, я думаю, это задача тоже школьного уровня. Главное состоит в том, чтобы показать важное теоретическое и практическое, философское и культурное значение этого издания для исключительно сложного процесса, каким является духовное возрождение современной России. Энциклопедия "Русская философия", несомненно, сыграет свою положительную роль в духовном возрождении России. Я в этом нисколько не сомневаюсь. Что касается указанных участниками обсуждения недостатков, то они будут исправлены в последующих изданиях этой важной, нужной и полезной для многих читателей "Энциклопедии".

Г.Г. Майоров: Я бы хотел оценить этот труд в сравнении с тем, что мы имели до его выхода. Известно, что были словари по истории русской философии, словарь П. Алексеева, в частности, был; предшествующий энциклопедический словарь, изданный под редакцией Михаила Александровича Маслина. Еще маленькие словари были. А данный труд фактически первый, который имеет право называться "Энциклопедией русской философии". Поэтому та критика, которая прозвучала, имеет основания только при учете того факта, что это в полном смысле первая энциклопедия русской философии.

Поскольку это первая энциклопедия, то мне хотелось, прежде всего, показать ее достоинства. Сравнивать, правда, не с чем, других не было, поэтому сам факт ее выхода в свет следует оценить как некую новацию. Мне кажется, что это очень важное издание, которое, несомненно, ожидалось общественностью, и особенно философской. Этот труд заключает в себе весьма основательные статьи. Это не просто какой-то справочник - это авторские статьи, выражающие определенные собственные мнения наших философов и историков философии, и при этом нередко с их обоснованием. Это отличает данную "Энциклопедию" от словарей предшествующих, где, в основном, содержится только справочная информация. Здесь же содержатся не только сведения справочного характера, но и анализ философских концепций, довольно детальный иногда. Понятно, почему некоторые статьи читаются с большим интересом. Стилистически прекрасно написаны многие. То, что первый опыт такого рода не бывает без недостатков, это совершенно очевидно. Однако мне кажется, что критики, выступавшие передо мной, слишком сгустили краски, будто никакого события не произошло. А событие произошло.

Всё положительное было несколько размыто критикой, очень уж жесткой, в отношении исполнения замысла. Мне кажется, здесь, в этом труде достоинства явно преобладают над недостатками. Какие здесь достоинства? Ну, во-первых, здесь мы встречаем довольно-таки основательные концептуальные статьи. Во-вторых, в "Энциклопедии" имеет место достаточно широкий охват предметного содержания истории русской философии; ведь многих статей, подобных тем, которые есть в этом издании, в предшествующих словарях просто нет. Далее. Некоторые моменты частные очень милы. Например, хороший эпиграф из Достоевского.

Да, начнем, пожалуй, с "поверхности". Очень красивое издание. Никто почему-то не похвалил. Тут надо поблагодарить тех, кто заботился об издании. Я имею в виду редакцию. Очень красиво оформлена обложка. Эпиграф замечательный, очень подходящий сюда. И вот что здесь надо отметить в особенности: это издание впервые, может быть, концентрирует внимание на национальном своеобразии русской философии, вместе с тем показывая, что кардинальные проблемы мировой философии также являются проблемами и русской.

Это сочетание, я бы сказал, "вселенскости" и специфичности в русской философской мысли делает объективное её освещение нелегкой задачей, которую, тем не менее, необходимо решать, чтобы не растворить русскую мысль в мировой мысли, а с другой стороны, чтобы не забыть связи ее с мировой мыслью. И вот это, по-моему, в "Энциклопедии" выполнено великолепно. И я считаю, что это большое достижение, несомненно, большой вклад в нашу историко-/стр. 23/философскую науку. Это я как историк философии прежде всего хотел бы отметить. И, конечно, этот труд будет востребован долгое время.

Что ещё мне хотелось бы отметить в качестве положительных моментов этого издания? Это прекрасные статьи, которые мне запомнились. Я бы отметил статьи Сербиненко и Попова, посвященные славянофилам. Прекрасные статьи и очень компетентные. Отмечу также статьи В.В. Бычкова, В.В. Милькова и М.Н. Громова по древнерусской философии, мне очень понравились. Тщательно, прекрасно сделанные.

Читатель оценит информативные и ясно написанные статьи В.И. Кураева, посвященные таким темам, как "Непостижимое", "Всеединство" и др. То же можно сказать о статьях, посвященных B.C. Соловьеву (П.П. Гайденко) и А.Ф. Лосеву (В.П. Троицкий).

Мне понравились статьи В.В. Сапова о Гессене, Гоголе, Зеньковском. Очень тщательно сделанные и очень компактно излагающие самую суть их учений.

Статьи А.И. Абрамова, я бы отметил, А.Л. Андреева о Гумилеве Льве Николаевиче. Статью Маслина и Полякова о Достоевском. Статья прекрасная, на мой взгляд.

Вот статья В.В. Бычкова "Икона". Разве не прекрасная работа? Сделана как философский текст, не просто какой-то, скажем, искусствоведческий, историко-религиозный, а именно как философский текст.

Статья В.П. Кошарного о евразийстве очень дельная; таковы и статьи М.А. Маслина о М.В. Ломоносове, народничестве; Б.В. Межуева "Шопенгауэр в России". В общем, тут есть что похвалить.

Вы уж меня простите, что я такой перечень делаю, но, повторяю, здесь почти никто не хвалил. Позвольте мне хоть немножко похвалить. Добавлю хорошее впечатление от статей историографического характера Б.В. Емельянова, А.И. Абрамова. Это - что касается моего впечатления от отдельных статей.

Надо сказать, что у меня есть и некоторые замечания по общим вопросам, которые, если будет повторяться издание, следовало бы учесть. На мой взгляд, имеет место некоторая диспропорция в объеме статей. Статья В.Л. Курабцева "Беспочвенность" занимает почти две колонки. Если сравнить со статьями, более важными для читателя, желающего составить представление об истории русской философии, то я думаю, что такое роскошество для темы, доста¬точно специальной, вряд ли оправдано. Вот это, может быть, то, что надо было исправить в случае второго издания.

Есть и другие диспропорции. Статья "Даниил Андреев", на мой взгляд, непропорционально велика. Три колонки. Если сравнивать с мыслителями, более значимыми, чем Даниил Андреев, это многовато всё-таки.

Статья о книге Шестова "Афины и Иерусалим", мне кажется, тоже слишком велика. Здесь, кстати, упоминается некий фаларийский бык. Никакого такого фаларийского быка никогда не было, имеется в виду тот самый медный бык, которым тиран Фаларид сжигал своих противников. Поэтому не фаларийский бык, а Фаларидов бык. Вот такие вещи, конечно, нельзя допускать.

Далее. Рыцари веры. Авраам, Моисей, Иов. Можно, конечно, и так говорить, но все-таки рыцарей веры шире список. Здесь можно было бы указать на определенную предвзятость Шестова. Я бы исправил и еще одну неточность: "Верю, ибо нелепо". А здесь у вас "верю, ибо бессмысленно". Дело в том, что латинское "ineptum" переводят только как "нелепое" и больше никак. Это ошибка. Знаменитая цитата, очень все-таки известная.

О Бухарине, мне кажется, тоже слишком много написано. Не такой уж это великий философ. Пять колонок. Можете себе представить, пять колонок о Бухарине?

В.А. Лекторский: А о Сталине сколько?

Г.Г. Майоров: Я не сравнивал.

В.А. Лекторский: Посмотрите. О Сталине еще больше.

Г.Г. Майоров: "Богданов" - слишком большой объем статьи, на мой взгляд. Слишком подробно изложена книга Розанова "В мире неясного и нерешенного". Четыре полосы на одну книгу. Дело в том, что другие книги, очень важные, меньший объем занимают. Я не говорю, что она плохая. Я говорю о пропорциях. Вот, пожалуй, мои основные такие частные замечания.

В целом же я считаю, что издание, конечно, очень своевременное и очень ценное, поскольку, во-первых, оно первое, во-вторых, в общем, оно сделано прекрасно, за исключением, может быть, мелких не/стр.24/достатков. Недостатки, которые я перечислил, мне кажутся несущественными. Хорошо было бы устранить диспропорции. Всё-таки по реальному весу философа в истории надо делать объем статьи. Нехорошо, когда какая-то второстепенная фигура занимает три полосы, а мыслитель большого масштаба занимает полторы. Но я думаю, что это исправимо в будущем, а в целом, я считаю, что мы получили просто замечательный подарок от авторов этой "Энциклопедии", от редакции этой "Энциклопедии", потому что ничего подобного у нас ранее не было, и я думаю, что обсуждение сегодняшнее показывает, что как раз это издание дает стимул для движения в том же направлении и дальше. В целом, я считаю, что это просто замечательное событие.

А.К. Воскресенский: Я думаю, члены редколлегии, здесь присутствующие, уже поняли основное направление критики и замечаний. Повторяться не буду, я только хочу сказать, что если нужна какая-то помощь в библиографии, до сих пор существует Институт научной информации по общественным наукам, десятилетия издаются указатели вот такие, вплоть до 2002 г. отражена книжная продукция по русской философии. Существует традиционная база, которая, конечно, для авторов статей доступна. Но дело, наверное, даже не в этом. Здесь были уже замечания по словнику, и они конкретные. Я хочу сказать пару конкретных вещей. Бросается в глаза отсутствие статьи о "Философской Энциклопедии", изданной в 60-е - 70-е гг. Все мы помним, какой массив русской философии вводила эта "Энциклопедия" в наше гуманитарное поле. Нет даже статьи о философских словарях.

В.А. Лекторский: Есть, маленькая. Один абзац на все энциклопедии.

А.К. Воскресенский: Работу над такого типа изданием надо начинать, конечно, со словника. Уже на этом этапе закладывается решение тех проблем, о которых здесь говорили: объемы, соотношения, это на этом этапе надо делать и обсуждать в более-менее широкой философской аудитории. И второе то, что здесь всплывало: в какой-то форме, в предисловии надо указать принципы отбора. Здесь все время звучало "это понятно". Это понятно для Вас. Это уже непонятно для более широкого круга философов и, может быть, совсем непонятно для читателей. Они откроют книгу, посмотрят предисловие и не очень сориентируются, по какому принципу это делалось. Я вам желаю успехов в доработке.

В.А. Лекторский: Михаил Николаевич как один из создателей этого труда хотел тоже сказать несколько слов. То ли это критика, то ли самокритика. Самокритика, наверное. Вы же не можете со стороны рассматривать это издание. Вы же сами его создали.

М.Н. Громов: Хочу обозначить свою позицию. Я принимал участие в этом проекте по части древнерусской философии, был своеобразным ее куратором, и поэтому не имел возможности охватить труд в целом, о чем сейчас сожалею, потому что, оценивая в общем его положительно, все-таки считаю - в нем есть серьезные недостатки. Принимаю на себя ответственность за то, что не прочел на ранней стадии и не высказал свое мнение главному составителю Михаилу Александровичу Маслину. Что касается древнерусского периода и изучения русской философии в целом, мне кажется, основное внимание у нас традиционно сосредотачивается на Новом времени, на XIX-XX вв. Если же, например, филологу сказать, что русскую литературу нужно изучать только по этому позднему периоду, то он скажет, что вы глубоко заблуждаетесь. Нужно изучать отечественную мысль с раннего древнерусского периода. Как есть в филологии школа Лихачева, такая же школа должна быть и в философии.

Фундаментальное изучение отечественной мысли должно идти от начала, весь генезис должен быть прослежен. В этом смысле отмечу, что статья "Историография русской философии" есть, а, скажем, статьи "Генезис и типология русской философии" нет. А она бы не помешала потому, что генезис и типология объясняют связь литературы и философии, связь религиозной и светской тематики, антропоцентризм русской мысли, этическую доминанту и многое другое. Качественное своеобразие русской мысли закладывалось не Достоевским и Соловьевым, а формирова/стр.25/лось намного раньше.

В "Энциклопедии" отсутствует статья о таком ценнейшем сочинении, как "Слово о законе и благодати" Илариона Киевского, переведенном на несколько языков. Это фундаментальный, оригинальный, а не переводной философско-богословский трактат XI в., который заложил во многом характер дальнейшего развития русской мысли. Статья о таком памятнике, как "Слово о полку Игореве", есть, например, ну и слава Богу, можно было чуть покороче её сделать, а вот статью, посвященную "Слову о законе и благодати", обязательно надо было поместить, потому что там содержится важная идея признания универсализма христианства, с помощью которого Русь вышла на общеевропейский и мировой уровень, и одновременно присутствует утверждение национальной ее идентичности. Положительно говорится о дохристианских правителях Руси и о её месте в системе европейских народов. Вот такой интересный баланс - то, о чем будут потом спорить славянофилы и западники.

Надо далее сказать, что в обсуждаемом труде отсутствует статья "Источниковедение", хотя она весьма важна. В "Новой Философской энциклопедии" имеется подобная статья под названием "Источниковедение русской философии". Ведь важно знать, какие источники мы берем. И здесь, на мой взгляд, нужно рассматривать не только вербальные, но и невербальные источники. Например, София Премудрость Божия больше раскрывается через визуальный образ, через иконопись, через гимнографию. Когда мы рассматриваем культуру в целостности, а не по отдельным ее фрагментам, тогда у нас формируются более обоснованные суждения концептуального характера.

Почему философские идеи только вербализируются? Это привычный нам способ экспликации. Тот вербоцентризм, который у нас существует, представляет достоинство, переходящее в ограниченность философского творчества. Эйдосы Платона суть образы. Они живут в идеальном пространстве, а мы их эксплицируем в словах, уменьшая их онтологическое значение. Они могут принимать разные облики, что в средневековой философии хорошо чувствуется.

В целом древнерусский период, мне кажется, представлен неплохо. Хотя есть некоторые замечания. В частности, возьмем статью по исихазму. Неплохая статья, но литература, о чем говорил Владимир Карлович, здесь 1992 г. заканчивается, и нет такого крупнейшего специалиста по исихазму, как Мейендорф. Это замечательный знаток паламизма, а статьи о нём нет. Касаясь зарубежных специалистов, хотел бы сказать, что нет здесь ни Валицкого, ни Хагемайстера, ни Шпидлика.

Думаю, Михаил Александрович будет воспринимать не болезненно, а конструктивно все высказанные замечания потому, что они направлены на улучшение этого большого труда, а не на то, чтобы его перечеркнуть. Если бы здесь была персональная статья о Шпидлике, то это было бы намного интереснее, чем об Ильичеве.

Хотел бы высказаться по поводу Екатерины Великой. На мой взгляд, единственный прецедент в русской истории "философа на троне" как раз представляет Екатерина II. И не только потому, что она состояла в переписке с французскими просветителями и потому, что до революции вышло академическое многотомное издание ее трудов. Эта императрица не просто правила, а сумела сделать Россию просвещенной монархией, добившись огромных успехов в XVIII в. Кроме Петра Великого - только Екатерина Великой признана. Она правила намного лучше, чем Николай I, Николай II и многие другие монархи не только потому, что она была умной женщиной, одного ума мало, она была философски просвещенным человеком, политическим мыслителем.

Кстати, в "Энциклопедии" отсутствует статья "Просвещение". Надо было бы статью "Просвещение" дать и обозначить различные его направления. Просвещение условно делилось в России на охранительное, монархическое (Екатерина II - лучший его представитель), либеральное с Новиковым во главе и радикальное, представленное прежде всего Радищевым. Тогда становится ясной вся идейная ситуация XVIII столетия.

Далее надо сказать, что есть статья о Славяно-греко-латинской академии, а о Киево-Могилянской нет, хотя она возникла ранее и после воссоединения Украины с Россией приобрела общероссийский статус. Она продолжала дей/стр.26/ствовать весь XVIII и весь XIX в. Вся русская интеллигенция первой половины XVIII в. представляет собой выходцев из двух этих академий. Так было до основания Московского университета.

По поводу словника. Я совершенно согласен - проект до реализации должен основательно обсуждаться. И не только в узком авторском кругу, но желательно с внешними рецензиями и с привлечением специалистов, но не как в советский период, потому что советский период были идеологические тиски, шоры и давление. А здесь мнение специалистов, пусть даже высказанное резко. По здравому размышлению можно всегда найти полезное, рациональное зерно в этой критике.

Уже говорили о том, что в "Энциклопедии" и Владимира Карловича Кантора нет, и Нели Васильевны Мотрошиловой, с чем можно только согласиться, Бибихина нет. Но здесь и Солженицына нет, хотя его имя и идеи надо было отразить, ведь судят не по корпоративной формальной принадлежности человека к философам, а по тому, насколько его идеи интересны и как они циркулируют в обществе. Мне кажется, к идеям Солженицына можно по-разному относиться, но игнорировать их нельзя.

Создавать такую энциклопедию - всегда большая ответственность, всегда кому-то не угодишь, чем дашь возможность для критики, справедливой и несправедливой. Поэтому здесь нужно нести свой крест. Я и на себя принимаю ту критику, которая сегодня прозвучала. Критика вещь полезная, восхваление вредно.

Критика полезна, если она не уничтожает проделанную работу и не унижает человека, а здесь звучала конструктивная критика, хоть и резко выраженная и по поводу словника, что обязательно должно обсуждаться, и по поводу персоналий, что тоже должно обсуждаться.

Завершая свое выступление, хотел бы сказать следующее. Важно по справедливости оценить в реальном контексте ту книгу, которая есть. Ведь стояла сложная задача: с одной стороны, сделать объективный, или, как говорили в советские времена, объективистский справочник, чтобы люди разных направлений, взглядов и оценок увидели для себя полезное издание. С другой стороны, здесь должны быть яркие концептуальные статьи, которые неформально, по существу показывают движение русской мысли. Совместить такие задачи в одном издании было непросто. Сравним с тем, что уже имеется. Есть словарь А. Алешина, который упоминался сегодня, есть предыдущий словарь того же Михаила Александровича, есть книга "Сто русских философов" А. Сухова, такое лапидарное издание. И больше нет ничего.

Поэтому я считаю всё-таки, что выход обсуждаемой "Энциклопедии" представляет событие. И то, что мы обсуждаем данную книгу, лишний раз подтверждает, что это событие. Прозвучавшая критика коллективного труда пойдет авторам и составителям только на пользу. Уверен в будущем переиздании данной "Энциклопедии" потому, что из фонда литературы, существующего по русской тематике, она пока самое лучшее, что мы имеем. Поэтому, дорогие члены редколлегии, хотел бы вас призвать проявить наряду с критичностью и объективность в оценке потому, что наше философское сообщество, где бы мы ни работали, должно консолидироваться по поводу решения важнейших проблем. /Продолжение следует/