Русская философия в системе знания. 5

/стр. 34/ В.А. Лекторский: Теперь я даю слово Михаилу Александровичу для того, чтобы он мог как-то ответить на то, что было сказано.

М.А. Маслин: Прежде всего, я хочу поблагодарить всех участников обсуждения и зачитать отзыв декана философского факультета МГУ В.В. Миронова:

«Выход в свет энциклопедии "Русская философия", полагаю, получит большой отклик в философском сообществе (я думаю, что не только российском). Это издание из разряда тех, что должны были бы быть "под рукой" у философа. Большинство специалистов-философов в нашей стране работают и учатся в высшей школе, и такое издание может быть для них весьма полезно. Значимость данной "Энциклопедии" за рубежом, вполне возможно, в некотором смысле даже еще выше, так как её массовым потребителем станут студенты и преподаватели, которые интересуются русской философией, а значит, и нашей страной. "Энциклопедия", я надеюсь, станет еще одним информационным окошком в мир русской культуры, в мир русской мысли. Сегодня актуальной является дискуссия по поводу русской философии, ее значимости, интереса к ней за рубежом. Я сам некоторое время был убежден, что её мало знают, мало ею интересуются и, кроме имен Достоевского, Толстого, Чехова, которые в европейском сознании часто отождествляются и с философской мыслью, она остается закрытым феноменом для людей. Но последние встречи, которые произошли у меня и моих коллег с факультета во Франции, Германии, Венгрии, Англии и Китае, убеждают в обратном.

Более того, за рубежом наблюдается некий всплеск интереса к русской философии, и не только к достаточно известным именам в прошлом, но и к нашим современникам. Изменился акцент исследования русской философии не по формальной принадлежности к стране своего рождения, а именно к специфике "русских идей", в ней содержащихся. Раньше такой подход был прерогативой лишь узких специалистов.

Безусловно, на Западе интересуются русской философией. Напомню, что специальный, фактически десятый том всемирно известной историко-философской серии Фредерика Коплстона называется "Философия в России". Приятно отметить, что, /стр. 35/ будучи в 2000 г. во главе делегации Московского университета в Гейдельберге, и вручая Хансу Георгу Гадамеру звание почетного профессора МГУ на его столетие, я подарил ему, наряду с другими книжками из России, томик словаря "Русская философия" под редакцией М.А. Маслина, изданный в 1999 г. (это предшественник обсуждаемой нами "Энциклопедии").

Надо сказать, что гейдельбергский философ оказался тонким ценителем русской мысли, с которой он познакомился, по его словам, через посредство Ф.А. Степуна. Он вспоминал, что именно Степун вечерами в буквальном смысле рассказывал ему о русской философии, о русской культуре. В тех разговорах выяснилось, что любимым русским писателем Гадамера был Гоголь, что, по правде говоря, нас поразило. Казалось, что невообразимо передать мысли и образы Гоголя, которые очень тесно слиты с русским менталитетом, на иностранный язык. Это не рафинированный язык так любимого в Гейдельберге Тургенева. К тому же Гадамер, зная огромное количество языков, не знал ни одного из славянских. Но оказалось, что Степун просто методично пересказывал Гадамеру по вечерам произведения Гоголя.

Можно только догадаться, что пересказать Гоголя означало погрузиться во все сопряженные понятия языка произведений автора, а значит, глубочайшее погружение в русскую культуру, ярчайшим выразителем которой как раз и был Гоголь. Может быть, в том числе и благодаря этому живому общению, Гадамер был обязан знанию о развитии философии в России, широкой известности там идей немецких философов.

Кстати, статьи о рецепции в России немецкой философии хорошо представлены в обсуждаемой нами "Энциклопедии": "Кант в России" (А.И. Абрамов, Л.А. Суслова), "Гегель в России" (А.И. Абрамов), "Фихте в России" (А.В. Лукьянов), 'Шеллинг в России" (А.Н. Голубев, А.В. Гулыга), "Маркс в России" (М.Н. Грецкий, Н.Г. Федоровский), "Ницше в России" (Ю.В. Синеокая), "Шопенгауэр в России" (Б.В. Межуев), "Гуссерль в России" (И.М. Чубаров). К этому перечню надо добавить и другие статьи, раскрывающие связь русской мысли с европейской философией: "Платон в России" (А.И. Абрамов), "Паскаль в России" (Г.Я. Стрельцова), "Вольфианство" (В.В. Аржанухин), "Вольтерьянство" (А.В. Панибратцев), "Эмпириокритицизм" (А.Т. Павлов), "Экзистенциализм" (В.А. Кувакин) и другие. Следует выделить также тематический блок, раскрывающий вклад русских философов в разработку конкретных проблем и подразделов философского знания: "Философия религии" и "Теория познания" (В.И. Кураев), "Онтология" (В.И. Кураев, В.Л. Курабцев), "Философия права" и "Философия истории" (В.Н. Жуков), "Эстетическая мысль" (Л.Н. Столович), "Этическая мысль" (Л.В. Коновалова), "Логическая мысль" (В.А. Бажанов), "Философия имени" (А.И. Резниченко).

На наш взгляд, в "Энциклопедии" в целом принят правильный оценочный тон относительно того, что принято называть спецификой русской философской мысли. Нередко встречаются мнения о ее совершенной непохожести на западную и т.п. Редакционная позиция данного издания, изложенная в начале книги и реализованная в ее тексте, представляется корректной и взвешенной: "Энциклопедия" наглядно подтверждает, что основные проблемы мировой философии являются также проблемами русской философии.

Однако, безусловно, что философия как "квинтэссенция культуры" не может не быть подпитанной той почвой, на которой она развивается, и на которой в свою очередь впоследствии развиваются и реализуются её идеи. В этом смысле не может быть абсолютно наднациональной философии, поскольку она не является наукой, подобной конкретному научному знанию, а реализует всегда глубоко личностный взгляд на совокупность общих проблем бытия, мира, Человека. В то же время ее развитие как академической профессиональной дисциплины реализуется по тем же законам и в тех же условиях, как и в Европе. Она имеет статус университетской дисциплины, хотя и получила его значительно позднее, лишь во второй половине XVIII в., фактически после основания Московского университета в 1755 г.

Настоящие профессионалы от философии, как известно, держались в России подальше от власти, да и власть их не жаловала. Однако среди университетской про/стр.36/фессуры философы пользовались большим уважением, доказательством чего было избрание С.Н. Трубецкого ректором Московского университета. Он ректорствовал недолго, но много успел сделать для отечественной философии и высшей школы. (С.Н. Трубецкому посвящена прекрасная статья П.П. Гайденко.) Я высоко оцениваю весь блок статей, посвященных университетской философии в России, данная тема близка моим профессиональным интересам. Это следующие работы: "Философия в Московском университете" (А.Т. Павлов), "Философия в Петербургском университете" (Б.В. Емельянов, А.Т. Павлов), "Философия в Казанском университете" (А.Т. Павлов, В.А. Бажанов). Специально надо отметить статью "Философия в Киевском университете (досоветский период)", которую написали украинские авторы - А.Е. Конверский и В.И. Ярошовец. Кстати сказать, связи Московского университета с философами-киевлянами в последние годы укрепляются, доказательством чего является проведение в Москве и в Киеве двух конференций, посвященных столетнему юбилею нашего замечательного профессора Валентина Фердинандовича Асмуса (статья о нем написана А.И. Абрамовым).

Своё освещение в "Энциклопедии" нашла и другая форма профессиональной философии, развивавшейся в России, а именно философия, представленная в духовных академиях: "Духовно-академическая философия" (И.В. Цвык) и "Философия в духовных академиях" (А.И. Абрамов). Таким образом, неправильное мнение о дефиците философского профессионализма в России наглядно опровергается самим содержанием книги, подтверждаемым соответствующими фактическими материалами. В этом видится важное культурно-просветительское достоинство "Энциклопедии", многое расставившей, так сказать, "по своим местам".

Философия как университетская дисциплина продолжала существовать и в советское время, о чем свидетельствует воссоздание в декабре 1941 г. философского факультета в составе Московского университета (в царствование Николая I факультет был закрыт и разделен на два самостоятельных факультета - историко-филологический и физико-математический). Совершенно правильным представляется включение в "Энциклопедию" статьи "Философия в советской и постсоветской России" (А.Г. Мысливченко). В целом это статья объективная, в ней показано, что, несмотря на тяжелый идеологический пресс, университетская и академическая философия продолжала развиваться, хотя по обстоятельствам времени интересные философские идеи зачастую вынужденно рассредоточивались в иных сферах гуманитарного знания - в психологии, лингвистике, литературоведении, культурологии.

Особенно показательна в этом отношении фигура М.М. Бахтина (см. статью Д.А. Силичева). Только иноязычные исследования о Бахтине насчитывают в недавно вышедшей антологии "Михаил Бахтин: Pro et Contra" 1160 названий. Уже одно это говорит о том, что Бахтин был одним из самых популярных мыслителей прошлого столетия. Надо заметить, однако, что статью о советской и постсоветской философии следовало бы разделить на две отдельные статьи, в которых эти периоды рассматривались бы отдельно. Это существенно разные периоды.

Считаю "Энциклопедию" в целом важным дополнением к серии работ словарно-энциклопедического типа, которые в последнее время выходят в нашей стране (например, к известному словарю П.В. Алексеева "Философы России XIX-XX вв."), но её положительное отличие заключается в тематизации философской мысли именно под углом зрения раскрытия специфики русской философии как специфического типа размышления. Это не просто совокупность биографий философов, а изложения идей русской философии, связанной с именами конкретных русских мыслителей.

В качестве критического замечания я бы отметил отсутствие алфавитного и предметного указателей, что затрудняет знакомство с ней. Нелишне было бы опубликовать и список авторов. В дальнейших изданиях следует также пополнить литературу к статьям за счет публикаций последнего времени. Нет пределов совершен¬ствованию такого рода трудов, поэтому предстоит большая работа по исправлению упущений, которые специалисты обнаружат в нынешнем варианте "Энциклопедии".

/стр. 37/ Будем расценивать её как один из первых опытов в области справочной литературы по истории русской философии - значимый, но не окончательный. В целом же этот большой труд научного коллектива заслуживает достаточно высокой оценки».

А теперь я еще раз благодарю Франсуазу Лесур за интересный отзыв, который я зачитал вначале и который ценен прежде всего как живое свидетельство того, каким образом происходит восприятие идей русской философии в современной Франции. Приятно отметить, что наши контакты с ней и с группой переводчиков словаря "Русская философия" (среди которых немало известных философов и славистов) вышли за рамки одного проекта и стали основой для более широкого интеллектуального общения. Я имею в виду совместное участие в научных конференциях в России и во Франции, здесь особенно выделяется представительный симпозиум в университете Лион-3 (7-9 ноября 2007 г.), специально посвященный русской философии.

Добавлю к этому, что энциклопедию "Русская философия" в настоящее время переводит на сербский язык белградский издатель Владимир Меденица, ранее выпустивший в свет переводы сочинений Флоренского, Лосева, Бердяева, Ивана Ильина, Шпета, Булгакова, Федорова и др.

Что же касается высказанных участниками круглого стола замечаний, то все они по-своему интересны, так как отражают имеющиеся на сегодня представления о русской философии. Так или иначе, эти вопросы обсуждаются и будут обсуждаться на многочисленных конференциях и симпозиумах. Особенно полезны конструктивные критические замечания и пожелания на будущее, которые непременно будут учтены в следующем издании "Энциклопедии".

Вместе с тем некоторые замечания касаются того, чего нет в "Энциклопедии". Например, в ней нет никакой специальной идеологической пристрастности, но есть стремление представить историю русской философии во всем ее многообразии. Это представление о русской философии как о внутренне сложном продолжающемся процессе, не имевшем перерывов, не имеющем завершения и в то же время обладающем внутренней динамикой и собственным потенциалом развития. Согласен с тем, что современность русской философии только приоткрыта в нашей "Энциклопедии", главным образом, в отношении тех, кто писал по истории русской мысли (да и то только в первом приближении).

"Градус" критичности выступления С.С. Хоружего в отношении "Энциклопедии", что называется, зашкаливает. Ни в коей мере не ставлю под сомнение право кого-либо свободно высказать своё мнение, каким бы оно ни было. Отмечу лишь, что высказанная им оценка резко контрастирует с позитивной в целом оценкой "Энциклопедии", преобладавшей в выступлениях в ходе обсуждения. Разумеется, научная истина, научная правота не устанавливается путем голосования. Но, говоря откровенно, критически настроенное "меньшинство" не высказало, на мой взгляд, достаточно убедительных доводов в пользу своей точки зрения. Она имеет уязвимые места. По этой причине категоричность, с которой высказывается такая критика, мне представляется избыточной.

Я целиком принимаю критику относительно "непрописанности" до конца, если можно так выразиться, второй половины прошлого столетия. Кое-что пытались мы сделать. К сожалению, специалистов по философии этого периода крайне мало. Вот в чем дело. Надо ведь говорить на том языке, который был принят. Надо, так сказать, изнутри представить все это, а не просто так - со стороны.

В.А. Лекторский: Через два года мы издадим двадцать томов серии, которая называется "Философия в России во второй половине XX в.", и тогда вы увидите, что у нас десятки людей, основательно и интересно исследующих нашу философию этого времени.

М.А. Маслин: Нам затянуть таких людей в число авторов как-то не удалось. Во всяком случае, это было трудно. Может, мы тут недоработали. Надо было искать больше и лучше. Ну, на нет и суда нет.

Н.В. Котрелев: Ну это общекультурное такое шапкозакидательство по отношению к семидесяти годам в жизни нашей страны. В литературоведении максимум что есть, это какие-то психоделические исследования соцреализма. А нормального опи/стр.38/сания реальной истории нет. Только сугубо отрицательный снобизм по отношению к истории.

М.А. Маслин: "Проблема словника", особенно в отношении к современности, одна из самых трудных для энциклопедического издания. "Энциклопедия" ведь около десяти лет создавалась, и ее концепция обсуждалась неоднократно на различных на¬учных конференциях в МГУ, ИФ РАН и в других местах. В Москве существует Общество Историков русской философии им. В.В. Зеньковского, для которого подобные обсуждения являются кровным делом, что можно видеть, например, по книге "Русская философия: многообразие в единстве. Материалы VII Российского симпозиума историков русской философии (Москва, 14-17 ноября 2001 г.)". Название этого представительного симпозиума как раз отражает общую концепцию "Энциклопедии". В нем принимали участие ученые не только Москвы и Петербурга, но также Нижнего Новгорода, Ростова-на-Дону, Екатеринбурга, Воронежа, Пензы, Иваново, Самары, Ельца, Перми, Тамбова, Благовещенска, Кирова, Владивостока. Так что обсуждения были, но, видимо, мало всё же обсуждали.

Проблематика истории русской философии рассредоточивается в разных подразделах современной философии. И поэтому значение справочного издания возрастает потому, что представления часто бывают фантастические, просто не знают, а тут "Энциклопедия" стоит на полке, можно взять и посмотреть. Если что-то и наврали в этом издании, то не так уж много, для того чтобы дать основания для перечеркивания всей работы.

В.А. Лекторский: Позвольте мне тоже сказать несколько слов как читателю этого тома. Конечно, я не смог прочитать всего, что вошло в "Энциклопедию" - для этого нужно было бы бросить все дела и в течение месяца заниматься только чтением этих текстов. Этого я не могу себе позволить. Но какие-то главные статьи я прочитал. Конечно, мое мнение - это мнение не специалиста по истории русской философии. Но все же некоторое отношение к изучению истории отечественной мысли я имею, потому что занимался послеоктябрьской историей философии в нашей стране, писал об этом разные статьи, под моей редакцией вышла посвященная этому периоду книга "Философия не кончается" (два тома), а сейчас, как я уже сказал, организую и редактирую издание серии книг "Философия в России во второй половине XX в." (примерно двадцать томов).

Конечно, перечеркивать работу по подготовке "Энциклопедии" нельзя. Это серьезное явление в нашей философской жизни и значительный шаг вперед по сравнению с тем, что мы имели до сих пор. Я вспоминаю, например, более десяти лет тому назад мы обсуждали в нашей редакции "Русскую философию. Малый энциклопедический словарь" (1995 г.), который во всех отношениях уступает "Энциклопедии". Поэтому я хочу сказать доброе слово и о работе редакторов данной книги, и о руководстве философского факультета МГУ, которое поддержало это издание.

Мы в процессе обсуждения много говорили о недостатках книги. Возможно, были при этом и некоторые перехлесты, но в целом критические замечания, как мне кажется, могут принести большую пользу редакторам тома. Ведь речь идет о том, чтобы эту работу продолжить и готовить новое издание.

Та часть "Энциклопедии", которая посвящена дореволюционной русской философии, произвела на меня хорошее впечатление (хотя специалисты, конечно, как всегда, найдут и тут немало огрехов). В любом случае, дореволюционная русская философия, как она представлена в "Энциклопедии", поражает количеством имен, тем, проблем, интересными идеями. Хорошо, что есть статьи, специально посвященные отдельным произведениям, понятиям (в том числе не только таким известным, как "соборность" или "всеединство", но и таким, как, например, "одействотворение" /термин Герцена/). Но этого никак нельзя сказать о философии послереволюционной.

Хотя есть некоторые неплохие статьи и об этом периоде, в целом он представлен неважно. Раньше у нас (как апологетами официальной философии в СССР, так и ее критиками) развитие послеоктябрьской философии изображалось как привязанное /стр. 39/ к очередным решениям партийных инстанций, а главными фигурами выступали идеологические деятели вроде Константинова, Ильичева, Митина и других. Если так понимать развитие философии в советские годы, то у нас в самом деле в это время не было никакой философии. Но в действительности дело обстояло совершенно не так, мы должны заново понять, переосмыслить развитие философии в советский период.

Сегодня ясно, что с отплытием "философского парохода" философская мысль в нашей стране не прекратилась. Только она была совсем иной, чем ее изображали официальные идеологи. Значение того, что делалось в 1920-е гг. у нас в философско-гуманитарной сфере (работы М.М. Бахтина, Л.С. Выготского, А.А. Богданова, Г.Г. Шпета и др.) только сейчас начинает осознаваться - при том не только в России, но и в мире. Я считаю, что можно говорить о новом философском ренессансе у нас в 1960-1980-е гг., когда в конфронтации с официальной, "спускаемой сверху" философией появились яркие люди с оригинальными "еретическими" идеями (Э.В. Ильенков, А.А. Зиновьев, М.К. Мамардашвили, Г.П. Щедровицкий, B.C. Библер, Г.С. Батищев и целый ряд других), когда возникли целые философские школы, которые вели между собой острые и интересные дискуссии, - это в ряде случаев предвосхищало то, что впоследствии стало обсуждаться в западной философии. Мысли этих философов продолжают обсуждаться и сегодня, существуют целые движения, продолжающие идеи Э.В. Ильенкова, Г.П. Щедровицкого и др.

Между тем, о большинстве этих выдающихся мыслителей нет статей в обсуждаемой книге. Нет статей о Батищеве, Библере, Бибихине, Голосовкере, Лифшице, Щедровицком. Зато есть статьи о Егорове, Митине, Ильичеве и других персонажах, которые никаких философских идей не выдвигали, а отличались тем, что душили всякую оригинальную мысль. Совершенно удивительно, что нет статей о наших известнейших историках русской философии: В.К. Канторе, Н.В. Мотрошиловой и дру¬гих. Хорошо, что есть статья об Институте философии РАН. Но почему нет статьи о журнале "Вопросы философии", который играл исключительную роль в нашей философии и к тому же был первым издателем после огромного перерыва произведений русских дореволюционных идеалистов?

Для того чтобы наша оригинальная философская мысль послереволюционного периода была представлена убедительно и ярко, нужно было бы (так же, как это сделано в отношении дореволюционной философии) посвятить специальные статьи некоторым понятиям, специфичным для той или иной концепции. Например, можно было бы опубликовать такие статьи, как "вненаходимость" (М.М. Бахтин), "событие мысли" (М.М. Мамардашвили), "онтогносеология" (М.А. Лифшиц), "диалогика" (B.C. Библер), "западнизм" (А.А. Зиновьев), "глубинное общение" (Г.С. Батищев) и др. Можно и нужно было бы дать статьи об отдельных произведениях, например, "Диалектика абстрактного и конкретного в "Капитале" Маркса" (Э.В. Ильенков), "Язык и мышление" (Л.С. Выготский), "От наукоучения к логике культуры" (B.C. Библер) и др.

В общем, работа тут предстоит огромная. Но она очень важна для понимания самих себя, для осмысления и переосмысления нашего прошлого. А без прошлого, как известно, не бывает и будущего. Поэтому изучение истории русской философии имеет не просто узкофилософское, а большое общекультурное значение.

Я от всей души желаю успешной работы всем, кто занят этим благородным делом, в том числе редакторам "Энциклопедии". О том, что нужно готовить ее второе издание, которое учло бы результаты нашего обсуждения, говорили все участники круглого стола".

МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Важно добавить, что в многообразии отечественных философских концепций можно выделить нечто инвариантно-значимое не только для русской мысли, но и для кристаллизующейся новой общечеловеческой и присущей глобальному "обществу знания" системы общественно-политических идеалов и фундаметально-онтологических целей, включая самоценность субъектности и и в идеале богочеловечества. Соответственно на первый план выходят такие свойственные русской философии эсхатологические понятия, как "всеединство", "соборность", "софийность", "саможертвенность" и "правоверность", апробированные уникальным русским историческим опытом. И в новой парадигме мышления и жизни переосмысляется и интегрируются категории и экзистенциалы, порожденные духовностью Востока и Запада.