Была ли возможна модернизация СССР?

Современная модернизация, то есть переход от индустриализма к постиндустриализму, предполагает приоритет субъектизации над социализацией. Эти оба процесса модерна взаимосвязаны – социализация, то есть вовлечение социальных низов в современное производство, является почвой-лоном субъектизации, то есть обретения экономической самодостаточности и тем самым политической субъектности низовыми предприимчивыми хозяевами-собственниками, а субъектизация является двигателем-мотором социализации. Не только развитые капиталистические страны и ряд развивающихся стран типа Тайваня, Южной Кореи, Бразилии, Индии, Сингапура или Малайзии оказались способными к подобной модернизации, но также коммунистические Китай и Вьетнам. Была ли способна к прорыву в постиндустриализм наша когда-то коммунистическая страна - СССР?

Ответ – четверть века назад мы были вполне готовы к такому рывку, а сегодня – нет. Дело в том, что в СССР сложился базис прорыва в виде государственного капитализма, а ныне в РФ не хватает капитализма, потому что вместо него доминирует шкурно-компрадорский неофеодализм. И для того, чтобы нам прорваться в постиндустриализм и занять достойное место в мире, необходимо сначала свершить национально-демократическую революцию, для чего у русского народа пока нет жизненных сил.

Иногда говорят, что советский социализм – это тупик, и СССР развалился именно из-за нереформируемости его базиса. Это не так. Пример КНР и СРВ – живой укор руководству СССР, так и не сумевшему, в отличие от лидеров этих стран, решиться на высвобождение низовой субъектности. Все возможности были, и когда наш Российский Народный Фронт в 1988 году выдвинул неостолыпинскую программу реформ «К народному богатству», то Борис Николаевич Ельцин позвонил нам, пригласил к себе в Госстрой СССР (ныне в этом здании располагается Совет Федерации РФ) и поклялся, что в случае прихода к власти станет «русским Дэн Сяопином» и раскрепостит низовое предпринимательство. На основе приватизации части государственной производственной базы можно было форсированно взрастить «критическую массу» малого и среднего бизнеса (национального капитала). Но Ельцин, как известно, предпочел более шкурно-выигрышный и дающий ему поддержку Запада путь компрадор-предательства. А могли бы Косыгин или Горбачев пойти по пути Дэн Сяопина и реформировать социалистический (фактически госкапиталистический) базис без особого риска подорвать надстройку и лидерство Коммунистической партии?

Как сейчас пугают нас «оранжевой революцией», так и тогда пугали нас ревизионизмом и призраками «Пражской весны». На днях исполнилось 40 лет после попытки базисной и надстроечной субъектизации в Восточном блоке, в Чехословацкой социалистической республике. На эту тему Николай Вардуль подобрал материалы в газете «Газета» от 10 апреля 2008 года - Несвоевременная весна: 40 лет назад в Чехословакии была начата первая перестройка социализма (№ 65 /1572/, стр. 9-10):

«Ровно 40 лет назад орган Коммунистической партии Чехословакии газета Rude pravo опубликовала документ под названием "Программа действий". Началась Пражская весна. В СССР и, что любопытно, в постсоветской России принято отмечать круглые годовщины не Пражской весны, а ее подавления, последовавшего после введения в ЧССР 21 августа того же 1968 года советских танков и вспомогательных подразделений стран - участниц Варшавского договора. "Газета" решила изменить этой традиции. Рассказ о том, как подавляли, - в любом случае гимн торжеству русского оружия /МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Подлое передергивание – не «русского», а «советского»; неужели слово «советское» вызывает такую аллергию, что предпочитают передернуть?/, даже если потом следует покаяние и признание того, что за августом 1968 года последовал всплеск диссидентского движения. Гораздо продуктивнее понять, как возникла Пражская весна и как она повлияла на историю не только Чехословакии, но и нашей страны. А это влияние распространяется и на российское настоящее.

Давно известно, что история не Невский проспект. Про Россию не так давно, но точно известно, что она еще и страна с непредсказуемым прошлым. Тем важнее самостоятельно ловить свое отражение в истории - это позволяет сделать представление о себе и своей стране более многомерным.

Синусоида истории

Председатель думского комитета по экономической политике Евгений Федоров в интервью "Газете" (31 марта) заявил, что Россия каждые 50 лет совершает рывки. Из общего контекста интервью можно предположить, что расписание рывков Федоров представляет себе примерно так: индустриализация с 1927 года - космос-1961 - подъем России в 2000-е годы. Но в истории СССР и России можно увидеть и совсем другой маршрут: нэп - 1920 - экономическая реформа начала 1960-х - горбачевская перестройка второй половины 1980-х - новая Россия.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Какой «подъем» РФ при Путине? Какие хайтековские товары отечественного производства можно купить в российских магазинах? Молчал бы в тряпочку этот «единоросс» Евгений Федоров, не позорился, жизнь-то долгая, припомнят/

И тот, и другой графики - история. Она развивается по синусоиде.

И на этой синусоиде сказываются события отнюдь не только внутренней истории. Самое прямое отношение имеет к нашей истории и Пражская весна.

Чья она, оттепель

Точнее, наоборот, Пражская весна была подготовлена не какими-то западными спецслужбами, а именно советской историей.

В ней начало 1960-х - едва ли не самое светлое время. Рывок в космос, экономический рост, революция на Кубе, мощная волна новой литературы, поэзии, театра, кино. Но синусоида никуда не делась и в это время. На одном полюсе - расстрел рабочих, протестовавших против повышения цен на продовольствие и ужесточение производственных нормативов в Новочеркасске в 1962 году. На другом полюсе - публикация в том же 1962 году в газете "Правда" статьи безвестного до тех пор, но тут же ставшего мировой знаменитостью 65-летнего харьковского экономиста Евсея Либермана. Статья, сразу ставшая сенсацией, называлась "План, прибыль, премия". Либерман легализовал при социализме прибыль и, вообще, как тогда говорили, товарно-денежные отношения, по сути - элементы рыночной экономики. Он предлагал дать предприятиям экономическую свободу, а число плановых показателей, доводимых до них из центра, свести к пяти. Это был старт экономической реформы, поддержанной предсовмина Алексеем Косыгиным, давшим ей свое имя.

Весна, ставшая осенью

Истории развития у советской реформы, по существу, нет, как нет и самого развития. Политическое прикрытие, которую ей поначалу дал Косыгин, оказалось недостаточным. Потому что реформа оставалась, по существу, личным делом премьера-реформатора. Несмотря на шумный старт на страницах главного органа ЦК КПСС, реформа не получила партийной поддержки. А значит, фактически была обречена. Ее постоянно то сужали до уровня эксперимента, проводимого на ограниченном числе предприятий, которые по определению не могли создать свой рынок, то расширяли число задаваемых предприятиям показателей центрального плана. Это не значит, что реформаторы сложили руки. Любопытно, что один из главных героев Пражской весны Вальтер Комарек рассказал в интервью "Газете", что идеолог той весны Ота Шик учел срыв советской реформы. Гавриил Попов, причастный к косыгинской реформе, говорит совсем другое: в 1968 году советские реформаторы были готовы углубить реформу, но помешали как раз чехословацкие события.

Главное в том, что чехословацкие реформаторы пошли дальше советских первооткрывателей реформы. Они были готовы распространить свою реформу на ВПК (о чем в СССР и не мечтали), а также всерьез занялись самостоятельностью предприятий, выводя их директоров из-под партийного контроля. Это уже политика.

Пражская весна с самого начала выдвигала и политические требования: отказ компартии от монополии на руководство государством, реабилитация всех репрессированных в предыдущий период, обеспечение прав и свобод граждан, включая имущественные, свобода выезда за границу. Комарек совершенно прав, когда называет Пражскую весну чехословацкой перестройкой, то есть кануном коренных изменений и в экономическом, и в политическом устройстве страны.

Прага показала Москве, куда ведут последовательно проводимые реформы. Поэтому последовавшая в августе расправа над Пражской весной отозвалась в Москве колоколом, который звонил по советским реформам. Не случайно Косыгин внимательно следил за происходящим в Праге и именно в беседе с чехословацким премьером Любомиром Штроугалом в 1971 году признал окончательный провал своей реформы.

Загадка реформ по-русски

Есть в Пражской весне еще одна сторона, которая имеет непосредственное отношение уже к российскому настоящему. Весной 1968 года в Праге прозвучали лозунги, которые были повторены в Москве в начале 1990-х. И с тех пор регулярно повторяются, но не реализуются.

Принято считать, что российским реформатором никогда не везло. То цари их сначала призывали, потом отлучали, то сами цари колебались в собственных реформаторских начинаниях, то же самое относится и к советской эпохе, только царей следует заменить на генсеков. Если же оставить кесарю кесарево, то не везло реформаторам в России потому, что в силу тех или иных, как правило, политических причин им не удавалось создать базу собственной поддержки. Без чего реформы захлебывались. По гамбургскому и при этом современному счету это означает, что главный дефицит, который не смогли искоренить почти 20 лет новой России, - это слабость гражданского общества.

Между тем пражский урок, до сих пор не выполненный Москвой, звучал как требование "чтобы группы, представляющие интересы и потребности различных слоев общества, функционировали без бюрократического вмешательства". На современном языке это и означает поддержку создания институтов гражданского общества.

Прошло 40 лет, но гражданское общество в России так и не встало на ноги.

Экономист Вальтер Комарек: "Нас обвиняли в том, что мы отвергаем базу социализма"

В 1968 году Вальтер Комарек был генсеком, но не ЦК КПЧ, а народно-хозяйственного совета правительства и одновременно секретарем народного-хозяйственного управления президиума правительства. Один из главных авторов чехословацких экономических реформ 1968 года, Вальтер Комарек рассказал о них в интервью обозревателям "Газеты" Константину Смирнову и Антону Иваницкому.

- Какую должность в партии вы занимали в то время?

- Я был генеральным секретарем народно-хозяйственного совета правительства и одновременно секретарем народно-хозяйственного управления президиума правительства. То есть в правительстве я отвечал за экономику. Образование я получил в СССР, с 1949 по 1954 год учился в Московском государственном экономическом институте, получил диплом инженера-экономиста. Потом много лет работал в госплане, потом за границей. Я был советником Че Гевары, когда он был министром промышленности. В Праге я получил кандидатскую степень, потом - докторскую.

- Идеолог чехословацких реформ Ота Шик защищал в Москве докторскую диссертацию «План и рынок при социализма». Говорят, что защита прошла на ура. Так ли это?

- Да. В 1962-м я руководил бюро по перестройке структуры чехословацкой экономики. Шик был моим заместителем. Мы критиковали так называемую жесткую концепцию экономики, когда все было сконцентрировано на тяжелой промышленности, металлургии и топливной промышленности. Мы пытались объяснить, что это очень капиталоемкое, очень энергоемкое направление, что нам надо ориентироваться на точное машиностроение, на все отрасли с расширенным производством добавленной стоимости.

Приехала советская делегация. Они одобрили эти идеи. Но потом наши идеи натолкнулись на сопротивление чехословацких неосталинистов, представителей ВПК. Они обвиняли нас в том, что мы отвергаем базу социализма - тяжелую промышленность, что наши действия - это саботаж. Их поддержал тогдашний генеральный секретарь и партийный теоретик Антонин Новотный. В 1962-1963 годах я покинул все посты и начал работать с кубинцами.

- Че Гевара заинтересовался вашей программой?

- Да. К тому же у нас сложились дружеские отношения. Он согласился со мной, что на Кубе нет смысла строить большой металлургический комбинат, как предлагали другие эксперты. Я объяснял ему, что при планировании промышленности нужно исходить из тропических условий, что нужно развивать сахарную промышленность. Он прислушивался к этим советам. Потом он уговаривал меня, чтобы я возглавил кубинскую рабочую группу по перспективному планированию. Там был целый ряд сильнейших экономистов. Он возглавлял эту работу с точки зрения политической, я занимался содержательной частью. Мы с ним поработали почти год.

- Потом он уехал и погиб.

- Я бы сказал, что его «уехали». Там был целый ряд обстоятельств, но это другая история.

- Как вы относитесь к реформам Алексея Косыгина? В чем сходство и в чем различия реформ Косыгина и ваших?

- Пока я был на Кубе, Шик продолжал свою работу. Он постепенно формулировал некий проект о системе планирования и торговли в социалистическом обществе. Реформа Косыгина также была посвящена планированию и торговле, но была сорвана. Шик изучил то, что предлагал Косыгин. Учел он и то обстоятельство, что реформа была сорвана.

Однако Шик пошел еще дальше. Он предлагал децентрализировать давление на экономику, резко сократить количество директивных указаний, сократить директивно-планируемое ценообразование, дать возможность предприятиям проявлять большую инициативу даже в торговле и внешней торговле, дать им зеленый свет для так называемых децентрализированных капиталовложений, а значительная часть прибыли должна была оставаться в полном распоряжении предприятия.

Правда, Шик был чистым теоретиком, а сначала и партийным идеологом. Он был человеком очень умным и образованным. Но его проект был довольно общим, он требовал уточнения. Например, следовало детализировать, до какой степени предприятия могут быть государственными или государственно-акционерными обществами. Его же план сводился к децентрализации, к большему использованию рыночных механизмов, к тому, что у предприятий должно быть больше самостоятельности. Но это был лишь исходный пункт.

Шик пошел дальше Косыгина. У Шика появилось некое идеологическое видение третьего пути. Не очень ясное. Тем не менее он, не предлагая капиталистического пути развития, отказался и от классического социализма. Его вариант был неким смешанным типом экономического развития.

- Возможен ли был социализм с человеческим лицом? Не вошли бы советские танки в августе 1968-го в Чехословакию, чем бы, на ваш взгляд, это закончилось?

- Все это было очень похоже на вашу перестройку. Сталинские 1950-е годы были очень тяжелыми. Потом, во время Хрущева, после ХХ съезда пришло время бурных дискуссий, раздавались требования реабилитации всех казненных. Все это развивалось очень быстро. Но происходит венгерское восстание (1956 год. - "Газета") - и все возвращается к твердой руке. Начались чистки. Меня тогда выбросили из госплана.

Самое интересное, что в процессе десталинизации принимало участие очень много людей, проживших какое-то время в Советском Союзе, получивших там образование.

Тем не менее в самом конце 1950-х - начале 1960-х возвращаются либеральные экономические дискуссии. Тем более что тогда обрушился амбициозный пятилетний план чехословацких коммунистов. Появляется целый ряд критиков, среди которых находился и я. Шик начинает искать третий путь. В то время он одновременно возглавлял экономический институт академии наук. В этом институте начинают формулироваться некоторые идеи новой реформы.

В 1967-м в политбюро уже начинаются столкновения. Это, можно сказать, напоминает приход Михаила Горбачева. Либерализация с трудом прокладывала путь: шаг вперед, два назад, потом опять вперед.

В начале 1968-го Новотный уходит в отставку, приходит Александр Дубчек (он стал главным партийным лидером. - "Газета"), а с ним и совершенно новое руководство. Все начинает двигаться очень стремительно. Это уже не просто либерализация, это настоящая перестройка, настоящая весна. И перестройка требует помимо экономической еще и политической реформы. Новые реформаторы подготовили и ее, началась гласность.

- В 1962 году в «Правде» была опубликована статья Евсея Либермана «План, прибыль, премия». В Венгрии в это время тихо проводил реформы Янош Кадар. Вы следили за тем, что происходит в СССР и в соседних странах?

- Конечно, корни этих идей были общими, это был общий тип мышления. Шла волна либерализации. Возможно, она началась в кругах советских академиков, которым покровительствовал Косыгин. Я знал Либермана. Его работа очень вдохновляла нас.
Но у нас были другие условия. Небольшая страна, более тесно связанная с Западом. К тому же с 1918 по 1938 год мы жили в классической демократии.

В администрации СССР тоже шла борьба. Андропов, Устинов, Гречко, Громыко были «ястребами», за ними стояли маршалы. Косыгин и его люди, напротив, хотели нас поддержать. Что касается Брежнева, то нельзя сказать, что он хотел оккупации.

- Почему вы проиграли?

- Дубчек не был настоящим политиком. Мы были большими друзьями. Мы вновь работали вместе после 1989 года (в Чехословакии произошла бархатная революция. - «Газета»), я тогда стал первым заместителем председателя правительства.

Дубчек - очень умный, очень чистый человек. Он был человеком веры и идеалов. Для него Советский Союз был второй родиной. Он верил, что там его поймут, но его не понимали. Но он не был способен на практические переговоры. Дубчек и Брежнев много общались по телефону. В итоге Брежнев уступил маршалам, но до последнего не был согласен с вторжением.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Все эти нюансы очень интересны для историка/

В 1968 году Косыгин приехал к нам с инспекцией, он блестяще проанализировал ситуацию и сделал отчет о том, что ничто не угрожает развалу социализма в Праге.
Чехословацкие интеллектуалы подняли огромную эмоциональную волну. Весь народ говорил о новой вере, о спасении, о свободе. Дубчек стал новым Яном Гусом. Массы шли за ним. Были слезы, красивые эмоции.

- Был ли человек, подобный Дэн Сяопину, или были только идеалисты?

- Я думаю, что реалистом был Черник (Олдржих Черник был тогда премьер-министром страны. - "Газета"). Дубчек находился меж двух огней. С одной стороны, были ставленники "ястребов", которые писали в Москву о том, что в Праге идет контрреволюция. С другой - писатели начали выступать против Брежнева и Советского Союза.

Сопредседатель межрегиональной депутатской группы Верховного совета СССР Гавриил Попов:

"Реформаторы оказались недостаточно сильны"

Гавриил Попов вошел в российскую историю как один из лидеров межрегиональной депутатской группы, созданной летом 1989 года на съезде народных депутатов СССР. Эта группа стала политическим локомотивом создания новой России. Попов был первым демократически избранным мэром Москвы. В 1965 году он входил в состав одной из рабочих групп, которые разрабатывали экономические реформы в СССР. Работал с одним из идеологов косыгинской реформы - Анатолием Коробовым. В 1968 году руководил межфакультетской лабораторией проблем управления при экономическом факультете МГУ. Сейчас Гавриил Попов - президент Международного университета. В интервью корреспонденту "Газеты" Максиму Товкайло он рассказал о сложностях реформирования социалистической экономики.

- Почему косыгинская реформа не удалась?

- К сожалению, реформаторы в СССР оказались недостаточно сильными. В 1968 году мы подготовили комплекс мер по значительному углублению реформ, и если бы не события в Чехии и арабо-израильская война, вряд ли партийные консерваторы смогли бы помешать реализации этих мер.

- Получается, что Пражская весна, с одной стороны, выросла из косыгинской реформы, а с другой - похоронила ее?

- Не совсем верно. Дискуссии об устройстве социалистической экономики шли не только в Праге, но и в Будапеште. Венгры после прихода к власти Яноша Кадара в середине 1950-х годов смогли провести широкий комплекс экономических реформ. Еще одним центром обсуждения была Польша, некоторые вопросы обсуждались в ГДР. Пражская весна имеет разные корни, и последствия ее не столь очевидны, как может показаться с первого взгляда.

- Что для вас самое главное в экономических лозунгах Пражской весны?

- Во-первых, освобождение предприятий от централизованного управления. Во-вторых, смена субъекта принятия решения на предприятии после его перехода на хозрасчет.

Эти две проблемы мы, кстати, пытались решить в рамках реформы 1965 года. Решение первого вопроса требовало модернизации всей экономики. Главное - нужен был рынок, на который предприятия выходили бы с конечным продуктом. Ограничиться 50 предприятиями, которые были отобраны для эксперимента, не удавалось. В конечном итоге мы выходили на священную корову всей советской экономики - военно-промышленный комплекс. Но, допустим, мы ослабили контроль над предприятием. Кто тогда будет принимать решения по его управлению? Вначале планировали, что директор. Одновременно нужно расширять права трудового коллектива, и если трудовому коллективу не нравится директор, он может его сместить. Однако это противоречило основам социалистической экономики: начальник назначается только сверху, только партийными органами и отвечает перед вышестоящим начальством.

Таким образом, помимо собственно экономической подоплеки была и политическая. Смелость чешских реформаторов как раз и заключалась в том, что они, понимая масштабность необходимых преобразований, предлагали запустить маховик реформ полностью: не боялись трогать ВПК и хотели практически полностью вывести экономику из-под государственного контроля.

- Можно ли провести параллель между реформаторской деятельностью Дубчека и Кадара, с одной стороны, и Дэн Сяопина - с другой?

- Можно, но лишь условно. Дэн Сяопин нашел решение, которое Дубчек и Кадар не могли себе представить. Он заставил компартию совершать реформы, то есть источником реформ был сам аппарат власти. Особенность же реформ в европейских странах соцлагеря и в СССР заключается в исключении партийной бюрократии из процесса реформ и превращения ее в объект атаки.

Научный руководитель ВШЭ Евгений Ясин:

«В чешских реформах политика превалировала над экономикой»

Научный руководитель Высшей школы экономики, экс-министр экономики России весной 1968 года работал в НИИ Центрального статистического управления СССР. В интервью корреспонденту «Газеты» Максиму Товкайло он поделился своим видением пражских реформ.

- Научные труды идеологов Пражской весны повлияли на вас как на экономиста?

- Безусловно, на меня повлияли пражские события, но не только экономически. По линии экономики на меня большее влияние оказала косыгинская реформа. Во-первых, она была раньше, а во-вторых, это была попытка реформирования экономической системы страны, в которой я жил и работал. К тому же чешские реформы при всей своей знаковости не были чем-то новым. Идея модернизации экономики будоражила реформаторские умы в Югославии, Венгрии. При этом отмечу, что обуздание чешских реформаторов, по сути, поставило крест на реформаторских порывах наших экономистов того времени. Косыгинская реформа закончилась 21 августа 1968 года.

- Что для вас самое важное в лозунгах Пражской весны?

- Политическая составляющая. Именно она выделяла пражских реформаторов на фоне их коллег из других стран соцлагеря. Пражская весна - это в первую очередь событие политическое, нежели экономическое.

- Можно ли, на ваш взгляд, провести параллели между реформами 1968 года в Чехословакии и начавшимися за пару лет до этого под предводительством Яноша Кадара экономическими преобразованиями в Венгрии?

- Преобразования в Венгрии начались сразу после событий 1956 года, но сначала в сельском хозяйстве. Системные реформы в Чехословакии и Венгрии начались почти синхронно и были похожи друг на друга, но венгры, в отличие от чехов, дистанцировались от политики.

- Можно ли провести параллели в реформаторской деятельности Кадара и Дэн Сяопина?

- Нет. Кадару в Венгрии, да и Дубчеку в Чехословакии, приходилось оглядываться на советское руководство. У Венгрии и Чехословакии не было того геополитического авторитета, что был у Китая. Дэн Сяопин же мог себе позволить очень многое: ему не надо было ни на кого оглядываться.

Экономическая составляющая "Программы действий Коммунистической партии Чехословакии"

- Демократизированная программа экономики ставит особый акцент на обеспечении независимости предприятий, групп предприятий и их относительной независимости от государственных институтов; полном соблюдении права потребителей на формирование их потребительских пристрастий и образа жизни; праве на свободный выбор работы; праве и возможности различных групп трудящихся и различных социальных групп формулировать и отстаивать собственные экономические интересы в разработке новой экономической политики.

- Принятие решений об этой программе и экономической политике государства должно быть процессом, идущим на основе взаимного компромисса между группами, выражающими различные интересы, а именно интересы предприятий, потребителей, служащих, различных социальных групп населения, наций и так далее. Решения должны также приниматься с учетом как долгосрочного развития экономики, так и немедленного экономического благополучия.

- Эффективные меры, защищающие потребителя от злоупотреблений монополий и экономической власти предприятий-производителей и торговых предприятий, должны стать неотъемлемым элементом экономической политики государства.

- Разработка национального экономического плана и национальной экономической политики должна проходить под демократическим контролем национальной ассамблеи и особым контролем академических институтов.

- Предприятия-производители и торговые предприятия должны иметь право выбрать организации, которые будут заниматься экспортом или импортом (их товаров). В то же время необходимо создать условия, которые позволят предприятиям действовать независимо на иностранных рынках.

Политическая составляющая "Программы действий Коммунистической партии Чехословакии"

- Сама организация политической системы должна давать твердые гарантии того, что не будет возврата к прежним методам власти - субъективизму и своеволию.

- Закрепление на конституционном уровне свободы встреч, собраний и объединений должно быть сделано в этом году. Это необходимо для того, чтобы возможность существования независимых организаций, узкоспециальных объединений, ассоциаций и других подобных структур была гарантирована законом и чтобы группы, представляющие интересы и потребности различных слоев общества, функционировали без бюрократического вмешательства.

- Законодательство должно последовательно решать такую проблему, как защита личных прав и собственности граждан.

- В будущем мы не должны допустить, чтобы различные институты игнорировали права личности и интересы определенных граждан, когда речь идет о частной собственности на семейные дома, сады и другую недвижимость. Необходимо как можно скорее принять уже давно находящийся в разработке закон о компенсации любого ущерба, причиненного человеку или организации незаконным решением какого-либо государственного органа.

- Тревожным фактом является то, что до сих пор в полной мере и с учетом политических и социальных обстоятельств не проведена реабилитация людей, ставших жертвами правового нигилизма в предыдущие годы».

Николай Вардуль подытоживает этот материал в комментарии Почему Прага не Пекин (стр. 12):

«40-летие Пражской весны вызывает целый рой мыслей. Оно позволяет лучше понять недавно знаменитое, а теперь подзабытое поколение шестидесятников. Образцовый шестидесятник не диссидент, он разочарован реальным социализмом, но верит в то, что настоящий социализм - непостроенный социализм, он точно лучше капитализма. На мой взгляд, воплощение этой ипостаси шестидесятника - Отто Лацис. Его постоянно мучил вопрос: а тот ли социализм был построен в СССР? Он из года в год возвращался к теме нэпа как к упущенному азимуту общественного развития. Даже Феликс Дзержинский интересовал Лациса не как создатель и председатель ВЧК, а как экономист, глава Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ), а также нарком путей сообщения.

При чем здесь Пражская весна? На мой взгляд, ее удивительный расцвет и трагическая гибель - это и есть ответ на вопрос, возможен ли социализм с человеческим лицом.

Да, советские танки в Праге - не первый случай, когда Москва прибегла к военной силе во взаимоотношениях со своими сателлитами. Был июнь 1953 года в ГДР, был 1956 год в Венгрии. Почему же тогда водораздел - именно Чехословакия? Может быть, я не прав, но то, что было в ГДР и в Венгрии, - не попытка реформировать социализм, это отказ от него как от сталинизма. Прага - совсем другое, это попытка первой перестройки социализма.

В 1968 году в Праге задумались о "третьем пути". 20 лет спустя Советский Союз, раздавивший Пражскую весну гусеницами танков, затеял свою знаменитую перестройку. Напомню, первые демонстрации в Москве, выводившие на площади десятки тысяч людей, проходили под удивительным с сегодняшних позиций лозунгом "Демократическая платформа в КПСС". Московская перестройка начиналась с повторения пражских азов, а закончилась отправкой ее отца на пенсию, социализм сменил капитализм (если "-измы" применимы для характеристики современных обществ). Вот и весь ответ.

Но есть еще один вопрос: почему же Китаю удалось то, что не удалось ни СССР, ни ЧССР? Ответ не дашь одной формулой. Егор Гайдар, например, считает, что у китайских реформаторов был больший резерв прочности в виде неразрушенного, в отличие от СССР, сельского хозяйства. Его логика: самый страшный кризис, за которым неминуемо следует революция или бунт, - это нехватка хлеба. Советский Союз к этой грани подошел вплотную.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Позиция Егора Гайдара в изложении Николая Вардуля просто не подлежит обсуждению из-за своей некомпетентности. Сельское хозяйство в КНР было «разрушено» не меньше, чем в СССР, и поднимают восстание не нищие и голодные, а те, кто почуял вкус самодостаточности и увидел жизненный просвет/

Мне больше нравится ответ Гавриила Попова: Дэн Сяопин сделал то, чего не смог сделать Алексей Косыгин, а раз реформа провалилась в СССР, она не могла состояться в находящихся под его колпаком странах соцлагеря. Китай же после разрыва отношений между Никитой Хрущевым и Мао Цзэдуном сохранял самостоятельность. Речь идет о том, что Дэн Сяопин сделал КПК двигателем реформ, а косыгинскую реформу потопили партаппаратчики.

На мой взгляд, ближе всего к Дэн Сяопину и его ноу-хау подошел Янош Кадар. Оба пережили непростые времена, что дало им гарантии от очередной "банды четырех" в Китае или нового танкового нашествия в Венгрии. Но Кадар был обречен: ему не простили 1956 года, но и без этого крах социализма втянул его в свою воронку.
Вывод: отличительная особенность китайского опыта - в его неповторимости».

МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Нас снова пытаются уверить, что успех КНР объясняется некоей уникальностью китайцев. Но тогда почему получился прорыв в постиндустриализм в Малайзии, Бразилии, Ирландии и в ряде других стран? И что помешало нам прорваться к современным формам жизни, кроме нерешительности руководства СССР реформировать базис и нетерпения интеллигенции поскорее порушить устаревшую надстройку, что вело к сумятице умов на фоне дефицита ширпотреба и продовольствия? Тем не менее вариант Дэн Сяопина обсуждался (снова сошлюсь на свое общение с Ельциным), и этот вариант был вполне реален, и сейчас мне под руку попал еженедельник «Аргументы и факты» за 1-7 июля 1989 года (№ 26 /455/, в котором свой «Взгляд на реформу» излагают в беседе член-корреспондент АН СССР Павел Григорьевич Бунич, ответственный работник Идеологического отдела ЦК КПСС Леонид Николаевич Доброхотов и американские советологи Маршалл Шульман и Клэд Шульман (стр. 5-6):

Итак, журналист А. Шадрин под рубрикой «Круглый стол» «АиФ» подготовил беседу на жгуче-актуальную в 1989 году тему «Взгляд на реформу» (Аргументы и факты, Москва, 1-7 июля 1889 года, № 26 /455/, стр. 5-6). В беседе приняли участие член-корреспондент АН СССР народный депутат СССР Павел Григорьевич Бунич, ответственный работник Идеологического отдела ЦК КПСС Леонид Николаевич Добровотов и американские советологи Маршалл Шульман и Клэд Шульман. Беседа получилась, на мой взгляд, вполне информативной и интересной не только для историка, но и для сегодняшнего гражданина России, пытающегося осмыслить произошедшую величайшую Русскую Катастрофу и имевшиеся возможности и варианты её избежать (держа в уме КНР):

«М. ШУЛЬМАН. Более 40 лет я занимаюсь изучением внешней политики СССР. Моя супруга Клэд за последние 35 лет также неоднократно бывала в вашей стране, она автор многих книг и статей о внутренней жизни в Советском Союзе, о культуре и искусстве. Как видите, у нас в семье - разделение труда, правда, сейчас всем нам приходится заниматься экономикой СССР.

Я хотел бы обратить внимание на такое явление, как неравномерность развития перестройки. В сфере гласности, демократизации, политической реформы - темпы высоки. Темпы же экономических преобразований низки. Не удалось сдержать падение уровня жизни населения, пришлось отложить крупные структурные изменения до начала следующей пятилетки. Какими могут быть последствия такого неравномерного хода перестройки в разных сферах?

П. БУНИЧ. Перестройка затронула три основные сферы. На первом месте - внешняя политика как наиболее успешная сфера, на втором месте - гласность, хотя она тоже имела свои этапы, свои вершины и отступления. И, наконец, на третьем месте - экономика, где достигнуто меньше всего результатов, в особенности что касается жизненного уровня. Почему?

60 лет мы успешно выбивали из людей предприимчивость, инициативу. Люди забыли, что такое рынок. Между тем то, что сейчас предлагается для нашей экономики, - это отнюдь не «открытие» Америки для социализма. Социализм рынок испытал в нескольких странах, причем испытал удачно.

Наша страна дала мировой цивилизации не только опыт административно-командного извращения социализма, но и зарождения истинного социализма, включающего рынок. Замечу, что «правильный» социализм всегда рыночный, он рыночный по определению. Когда мы говорим - «рыночный социализм», мы как бы допускаем существование нерыночного социализма, а он в принципе только рыночный.

Во многих капиталистических странах сочетание централизма и рынка вполне подходило бы и для нас: во Франции, Швеции, даже США. И наше отличие от капитализма не в том, что мы дадим больше «плана» и меньше «рынка».

К. ШУЛЬМАН. А в чем же? В чем тогда сущность социализма?

П. БУНИЧ. Социализм только тем отличается от капитализма, что он отсекает от него то, что его капиталистически уродует. Думаю, рынок не уродует капитализм, а улучшает его. Поэтому его не надо отсекать. Отсекать нужно, по возможности, эксплуатацию.

Первый опыт рынка в соцстране - НЭП, и очень удачный. За 4 года совершилось неповторимое чудо.

Второй опыт - Югославия в начальный период. Югославия когда-то считалась «медвежьим углом» Европы, а сейчас качество югославских товаров признано во всем мире. Правда, позже произошли откатные явления, которые, однако, нельзя ставить в вину рынку. Сейчас командный механизм там господствует над рынком.

Третий опыт - с 1956 по 1972 г. - Венгрия. На этом отрезке венгры значительно подняли свой жизненный уровень. В 1972 г. приехал Л. И. Брежнев и, к сожалению, запретил реформу.

Следующий пример - «экономическое чудо» Китая. Я недавно был в Китае, когда отмечалась 10-я годовщина реформы в этой стране, был и 5 лет назад. Я приехал просто потрясенный. Жизненный уровень вырос в 2,4 раза, хотя, это надо учитывать, Китай сравнительно беден природными ресурсами. Пахотной земли на душу населения в 10 раз меньше, чем в СССР. Экономические зоны стали настоящими оазисами процветания с неповторимыми по архитектуре 50-этажными зданиями. Хотя сейчас Китай столкнулся с несколькими сёрьезными проблемами, в том числе с инфляцией, которая достигла 28% в год. Другая проблема - серьезное отставание в процессе демократических реформ.

К. ШУЛЬМАН. Успехи китайского социализма удивили американцев. У нас высказывалась мысль, что и Советскому Союзу нужно было раньше начать реформу сельского хозяй¬ства.

Л. ДОБРОХОТОВ. У нас сегодня высказывается точка зрения, что за многие годы люди потеряли вкус к предпринимательскому труду в сельском хозяйстве, к труду до «седьмого пота».

Китайские крестьяне же еще не забыли, как они работали до революции, некоторые даже помнят границы наделов, которые существовали до создания коммун. Поэтому пессимисты говорят, что в Нечерноземье уже ничего не получится, как-никак прошло уже 70 лет.

П. БУНИЧ. Убежден, что предпринимательство в людях - это древнее свойство человека. Его можно подавить, но нельзя убить, оно в генах. В Академии народного хозяйства, где я работаю, я встречаюсь с директорами предприятий, нашими хозяйственниками. Они жаждут, чтобы мы им дали такую свободу, как кооператорам, и говорят, что будут работать не хуже.

Л. ДОБРОХОТОВ. Другими словами, они говорят, что, если бы Закон о государственном предприятии был бы не хуже Закона о кооперации, они бы работали хорошо.

П. БУНИЧ. Кооператоры работают активно, но лучшие люди в кооперативы еще не пошли. Там сейчас самые рискованные, те, кто раньше не нашел себе места, был отвергнут обществом, своего рода «отверженные», И если мы оживим государственный сектор, то лучшие люди сделают там больше, чем в кооперативах.

Возвращаюсь к Китаю, третья его проблема - социальное напряжение. В Китае существуют давние традиции уравниловки, воспитанные ущербным вариантом социализма. В СССР такие традиции тоже есть. В других странах они слабее. Скажем, если американец зарабатывает мало, он прежде всего недоволен собой и старается заработать больше, а не завидовать другому. У нас черта - завидовать.

Л. ДОБРОХОТОВ. Знаменитый роман Ю. Олеши назывался «Зависть». Он увидел это явление.

Есть американское выражение - «равняться на Джонсонов», т. е. стремиться жить не хуже, а лучше чем соседи. У нас же иногда следят друг за другом, чтобы кто-то не съел лишней курицы. Иная психология: пусть у него будет так же плохо, как у меня.

П. БУНИЧ. В Китае в результате роста жизненного уровня возникла пестрая картина. Бедные стали жить богаче, но появились и те, кто живет еще лучше. Кто-то едет на велосипеде, кто-то на мотоцикле, а кто-то на «мерседесе». Это линия Дэн Сяопина. Но дифференциация неизбежно вызывает социальное напряжение. Выход видят во введении умеренно прогрессивного налога.

Еще одна социалистическая страна, где начинают возникать рыночные механизмы - это Болгария. И еще Лаос. У него, как и Югославии, твердая конвертируемая валюта.

В пользу рынка говорит не только относительно небольшой опыт социализма, но и очень большой опыт капитализма. Многие элементы рынка мы можем брать у вас. И «маркетинг», и «лизинг» и т. д.

К. ШУЛЬМАН. Но это своего рода конвергенция, не так ли?

Л. ДОБРОХОТОВ. Известно, что отец конвергенции Джон Кеннан Гэлбрейт и известный американский экономист Василий Леонтьев говорили, что они с огромным интересом смотрят на все происходящее в СССР, но хотели бы предупредить советских лидеров против особого увлечения «чистым рынком», так как чистого рынка сейчас не существует ни в США, ни в Японии. В свое время Гэлбрейт вспоминал, как он, будучи советником Рузвельта, внимательно изучал опыт первых советских пятилеток. И этот опыт был использован в формировании «нового курса» Рузвельта и создании тех элементов государственного регулирования, которые действуют сейчас в США и других странах.

П. БУНИЧ. Я целиком согласен с Василием Леонтьевым. И когда я говорил о социалистическом рынке, имел в виду, что такой рынок внутренне подразумевает оптимальное соотношение с планом. Речь вовсе не идет о возврате к XVII веку. Нам это не грозит, скорее грозят чрезмерные планы, а не чрезмерный рынок.

М. ШУЛЬМАН. Я не согласен, что конвергенция приведет к тому, что все общества будут одинаково решать свои проблемы. Но есть сходство в том, как каждое общество устанавливает баланс между государственным и частным секторами.

П. БУНИЧ. И есть тенденция к увеличению этого сходства.

М. ШУЛЬМАН. Это объясняется движением научно-технической революции и ее требованиями.

П. БУНИЧ. В СССР сейчас на первый план выходит задача реанимировать госсектор, то есть перевести его на кооперативную модель, оживить через аренду колхозы, а также ограничить роль министерств. Предполагается, что большая часть союзных министерств будет закрыта. Видимо, республики в свою очередь тоже закроют большую часть министерств. Например, закрыт Агропром, закроется еще ряд министерств.

Кроме того, оставшиеся министерства будут укрупнены, и их станет намного меньше. Но на этом дело не должно кончиться. Если мы действительно даем полную самостоятельность предприятиям, то отраслевые министерства им противопоказаны, в большей части даже вредны.

Л. ДОБРОХОТОВ. В западной прессе, да и у нас в СССР, высказываются мнения, что созданная вместо Госагропрома Комиссия по закупкам при Совете Министров СССР, как оставленная раковая клетка, станет зародышем бюрократии и вскоре опять произойдет ее разрастание.

П. БУНИЧ. Оставшиеся министерства должны быть небольшими, чисто правительственными органами, выполняющими работу по поручению правительства. Они не должны быть удавкой, петлей сверху, которая душит предприятия. За ними следует оставить глобальные вопросы: внешнеэкономические связи, подготовку кадров, прогнозирование мирового рынка, координацию научных исследований и разработок.

Если, скажем, все предприятия начнут делать транспорт на «воздушной подушке», то для страны это разорение.

Какие-то услуги министерства будут оказывать предприятиям по договорным ценам, но только в том случае, если предприятие само пожелает получать эти услуги. Правда, их уже лучше называть не министерствами, а ассоциациями, союзами, концернами.

М. ШУЛЬМАН. Может ли это быть сделано постепенно, или нужна безотлагательная радикальная операция?

П. БУНИЧ. Мое мнение - нужна радикальная операция. Критическая масса должна быть создана сразу, иначе ничего не получится.

Л. ДОБРОХОТОВ. Скажу о выводах некоторых американских советологов. Они согласны, что должны быть приняты радикальные меры, но они считают, что М.С. Горбачев упустил время. По их мнению, это надо было делать в первые 2 года перестройки, когда энтузиазм и поддержка населения были настолько сильны, что можно было провести любые меры и это не вызвало бы нежелательных последствий.

Например, можно было провести даже реформу цен, как оптовых, так и розничных. Сейчас обстановка в обществе несколько иная. Мы убедились, что реформу розничных цен вообще провести сегодня невозможно, потому что это вызовет недовольство населения. А без реформы розничных цен, говорят советологи, выпадает решающее звено экономической реформы, которая, таким образом, обречена на поражение.

П. БУНИЧ. Реформа цен - важное звено, но, даже если будет проведена частичная, неполная реформа оптовых цен (поскольку реформа розничных цен откладывается), это не значит, что вся экономическая реформа будет пробуксовывать.

К. ШУЛЬМАН. Мне кажется, что для того, чтобы воплотить все это на практике, необходима политическая реформа. Какова роль партии в период реформ? Будет ли партия оставаться ведущей силой, будучи вне Конституции, вне закона, как это было раньше? Или же будут приняты законы, четко разграничивающие функции партии и государства?

Л. ДОБРОХОТОВ. Этот вопрос во многом перекликается с дискуссиями на Съезде народных депутатов о том, что необходимо поставить партию под контроль Советов. У части депутатов это предложение вызвало бурную поддержку.

Думаю, что такая постановка вопроса неправильна ни с политической, ни с юридической точки зрения. Партия - это общественная, самостоятельная сила. Если поставить партию полностью под контроль законодательных органов, то она лишится права на выработку своей платформы, на свою внутрипартийную жизнь.

Ни одна политическая партия с этим не может согласиться. Например, если в США будет выдвинут лозунг поставить демократическую партию под контроль Конгресса, то, я думаю, Национальный совет этой партии, так же как и республиканской, с этим категорически не согласится. Они заявят, что руководствуются в своей деятельности законами США, но у них есть и внутрипартийные законы.

Другое дело, что эти законы, в нашем случае - Устав КПСС, не должны противоречить советским законам.

Новая формула, как мне представляется, состоит в том, что партия, сохраняя полную независимость и самостоятельность внутрипартийной жизни, а также на выработку своей платформы и на соответствующую агитацию за свою платформу, должна выносить свою платформу и свои инициативы на обсуждение народа через определенные структуры, начиная от местных Советов и до Верховного Совета.

Конституцией СССР предусмотрен, хотя ни разу еще не задействован, такой инструмент, как референдумы. Претворять в жизнь свои инициативы, касающиеся всего общества, партия может только в том случае, если они будут одобрены народом.

К сожалению, на протяжении десятилетий партия была выведена из-под контроля демократических институтов. Хотя формально этот контроль и существовал, но фактически секретарь райкома партии мог командовать и судьей, и прокурором, и председателем райисполкома, и кем угодно.

Теперь наша задача состоит в том, чтобы изменить это положение.

Невозможно представить демократизацию общества без демократизации партии. Партия - первое звено политической системы, которое должно себя демократизировать самым радикальным образом. А для этого необходимо освободить партию от командных функций.

Я уверен, что нарушение в прошлом партией советских законов прежде всего проистекает из нарушений партией своего внутреннего закона, Устава партии. Ведь мы хотим, чтобы у нас были демократическая партия и демократическое общество. А демократия - это власть народа. Значит, народ должен иметь власть над государством, а члены .КПСС должны иметь власть над руководством своей партии, то есть рядовые коммунисты должны определять политику районного комитета партии, областного, республиканского комитетов партии и, наконец, ЦК КПСС.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: С точки зрения приоритета низовой субъектности, вся эта логика совершенно порочна. Демократия – не для нищих. Социальная база демократии – «критическая масса» экономически-самодостаточных и потому политически-субъектных низовых хозяев-собственников. Сначала надо было, как делалось и делается в КНР, взрастить форсированно эту «критическую массу» и по ходу дела развивать формы демократии, как это делалось в США на протяжении двух веков их существования/

Таким образом, ЦК КПСС, Политбюро, Генеральный секретарь ЦК КПСС в тех случаях, когда затрагиваются интересы всего общества, в своих действиях должны быть поставлены под двойной контроль: с одной стороны, под внутрипартийный контроль снизу {рядовых членов партии) и, с другой стороны, под контроль законов правового государства.

На мой взгляд, именно реформа внутри партии и реформа всего общества позволят, наконец, партии играть ту роль, которая ей должна быть отведена. Ведь мы по сути потеряли смысл многих основополагающих ленинских лозунгов.

Что такое авангардная роль партии? Недавно во время выступления в одном институте мне был задан вопрос: почему допустили, что ревизионисты теперь отрицают авангардную роль партии? Я ответил, что глубоко убежден, что перестройка не может победить без авангардной роли партии. Иначе хаос, смута. Ибо партия - единственная интегрирующая сила.

Но Ленин, хотя многие эту мысль забыли, утверждал, что авангардная роль дается партии не навечно: её надо все время переутверждать. И переутверждать не путем применения тоталитарной силы, репрессий, а доказательством того, что партия - ведущая интеллектуальная сила.

В партии сегодня должны состоять самые честные, новаторски мыслящие люди. Партия все время должна искать новые пути и решения, прогнозировать ситуацию, видеть все на три шага вперед.

Один западный ученый сказал мне недавно: «Удивительно, что в России, стране великих шахматистов - Алехина, Ботвинника, Карпова, Каспарова - не умеют играть в политические шахматы. Вы даже не умеете играть в политические шашки, вы играете в домино». Надо надо учиться просчитывать все ходы в политической борьбе. И в этом партия должна играть авангардную роль.

Я вспоминаю мысль Горького из очерка о В. И. Ленине. Он сказал: «Вождь исключительно силой своего интеллекта». Вождь не через авторитарное управление, а только силой своего интеллекта, авторитета в массах.

К. ШУЛЬМАН. Сможет ли член партии в Верховном Совете, представляя своих избирателей, мыслить самостоятельно, работать с какими-то союзниками, или же как член партии он должен следовать партийной дисциплине?

Л. ДОБРОХОТОВ. Вопрос в определенной степени навеян существующим на Западе стереотипным мнением, что интересы партии отличны от интересов народа. Отчасти это объясняется тем, что когда-то это имело место. В принципе эти интересы должны быть общими, интересы народа и партии и членов партии, работающих в Советах, хотя на практике реальные противоречия могут существовать. Но не только у нас. Скажем, в парламенте Италии, если член Христианско-демократической партии не выполняет решений руководства этой партии, он может быть исключен из партии.

Немало было случаев, когда депутатов Социалистической партии Франции исключали из партии, поскольку, будучи чле¬нами парламента, они отказывались выполнять решения руководства Социалистической партий. Такие случаи были и с членами Французской компартии. Теоретически это возможно и у нас, поскольку существует принцип партийной дисциплины. И не только в КПСС, но и в любой политической пар¬тии.

М. ШУЛЬМАН. Чем вызван подъем националистических настроений, совпавший с перестройкой?

П. БУНИЧ. Вспышка национализма объясняется не только реакцией на интеграцию, но еще в большей степени низким уровнем жизни. Когда жизнь плохая, люди начинают разбредаться каждый в свой угол, закрываться друг от друга, вводить пошлины, мечтать о том, что если отделишься, жизнь станет лучше. Но это иллюзии.

Л. ДОБРОХОТОВ. Если можно понять стремление политологов на Западе подчеркнуть важность демократизации и плюрализма для успеха перестройки в СССР, то совсем непонятна их поддержка - под предлогом развития демократизации - националистических настроений в советских республиках. Ведь национализм - это самое опасное для перестройки. Нужно ли вам поощрять экстремистов, стремящихся к выходу республик из СССР? Тем более что, скажем, у вас в США существует строгое законодательство в отношении требований изменить границы штатов.

Разгул национализма - это не просто конец перестройки - это катастрофа для страны. И тем не менее Запад нередко поддерживает крайние экстремистские движения, требующие отделения ряда республик от СССР

М. ШУЛЬМАН. Это можно объяснить тем, что, скажем, в США отношение профессиональных советологов, американской общественности к перестройке самое разное. На одном полюсе - те, кто с симпатией и энтузиазмом приветствует перемены в вашей стране, поддерживает Горбачева. На другом - те, кто еще не освободился от стереотипов прошлого, от представлений о вас как о стране сталинизма. Они не верят, что перестройка может победить. Основная же часть выжидает, что из этого у вас получится.

Я лично убежден в успехе перестройки, во-первых, потому, что перемены в вашей стране диктуются объективной необходимостью, во-вторых, потому, что за них выступает весь народ».

МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Из беседы ясно, что главная ошибка перестройки, в отличие от «четырех модернизаций» Дэн Сяопина, - откладывание на потом высвобождения низовой субъектности. И в науке, и в промышленности, и в сельском хозяйстве. И взбудораженная масса, уже пораженная шкурничеством, легко пошла за демагогами надстройки. Мы же в РНФ (Российский Народный Фронт) пытались продвинуть базисные неостолыпинско-дэнсяопиновские рецепты форсированного взращивания низовых хозяев, но не добились поддержки верхов, а Ельцин, на которого мы до июня 1990 года делали ставку, нас предал и предпочел опираться не на государственный капитализм и не на нарождавшийся и близкий к нам национальный капитал, а на компрадорство. Когда же в июле 1992 года Ельцин по настоянию Чубайса и сонма его американских «советников» издал указ о ваучерной приватизации вместо продвигаемой нами и Съездом народных депутатов РСФСР концепции стартовой самодостаточной собственности для граждан России, то остался единственный путь высвободить низовую субъектность – антикомпрадорское восстание. КПРФ уже тогда склонялась к соглашательству. А мы, радикальные национал-демократы, восстали. И были близки к победе. Но проиграли. И РФ скатилась в национал-предательство, в реакцию и в конце концов в компрадорско-сырьевой неофеодализм.