Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Скурлатов В.И. Философско-политический дневник

Рассылка закрыта

При закрытии подписчики были переданы в рассылку "Крупным планом" на которую и рекомендуем вам подписаться.

Вы можете найти рассылки сходной тематики в Каталоге рассылок.

←   Март 2008   →
 1
01.03.2008
16:06:39
23:58:27
 2
02.03.2008
17:20:24
23:35:12
 3
 4
 5
 6
 7
 8
08.03.2008
02:07:24
23:32:09
 9
10
10.03.2008
02:09:32
23:41:19
11
12
13
13.03.2008
02:22:52
13:21:56
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
30.03.2008
11:22:14
23:41:24
31
31.03.2008
02:59:14
14:08:51
Автор
Скурлатов Валерий Иванович

Статистика

346 подписчиков
0 за неделю
←   Все выпуски   →

Скурлатов В.И. Философско-политический дневник


Мои впечатления о рецепции новейшей французской философии в СССР и РФ

 

Знакомлюсь с работами Ролана Барта (1915-1980) о знаке и поражаюсь прозорливости и глубине суждений и явной «правоверности» этого великого французского мыслителя. А ведь он творил с начала 1950-х годов, когда я уже интересовался философией. Поэтому по личным впечатлениям восстанавливаю историю восприятия духа послевоенной Франции.

В 1950 году на меня, двенадцатилетнего школьника, могучее впечатление произвела работа Иосифа Виссарионовича Сталина «Марксизм и вопросы языкознания». Со своим товарищем Александром Анисимовым (ныне – доктор экономических наук, ведущий научный сотрудник ЦЭМИ РАН, крупнейший китаист) мы часами бродили по Удельной и Быково, обсуждая проблемы базиса и надстройки. Поскольку марксизм – порождение классической немецкой философии, то идейный авторитет немцев подразумевался само собой, да и мои детские впечатления о немцах и Пруссии неимоверно укрепляли уважение к германскому гению. Увлекался также Белинским, а он тоже выводил на немцев.

Французы же воспринимались с интересом, но как гении литературы и искусства и как философские ученики и подражатели немцев. Правда, чтение журнала «В защиту мира» в старших классах открыло интеллектуальный блеск тогдашних властителей дум Франции – Сартра, Камю, Мальро. Когда в 1955-1961 годах учился в МГУ, то постоянно приезжали к нам французские звезды, но философию я постигал именно немецкую, особенно Ясперса.

В эпоху аспирантуры в Институте философии Академии наук СССР и деятельности УММ (Университет Молодого Марксиста) – а это первая половина 1960-х годов – продолжалось освоение классической немецкой философии, а также Ницше и Хайдеггера. Высочайшей вершиной немецкой философии предстал именно Мартин Хайдеггер, который с тех пор остается для меня маяком и источником.

Мои сотоварищи по УММ, наряду с открытием дореволюционной русской религиозной философии, тоже усиленно изучали Ницше, Хайдеггера, Фрейда, Макса Вебера, неомарксизм Адорно и прочих франкфуртцев, но и авторитет французов постепенно рос, мы читали не только Сартра и французских марксистов и левых, но также с увлечением, насколько помню, Бергсона, Пиаже, Леви-Брюля и уже, кажется, Леви-Стросса.

В 1970-ые годы я плотно штудировал Альтюссера и Балибара и весьма увлекался Леви-Строссом и французскими семиотиками и структуралистами и написал ряд обзоров и рефератов в изданиях Института информации по общественным наукам АН СССР, где тогда работал. Французскую историко-методологическую «школу Анналов» или труды великих французских историков ХХ-го века интенсивно осваивал, но эпохальные работы Ролана Барта, Жана Бодрийяра, Жака Деррида и других философских классиков я, честно говоря, прозевал. Правда, на меня известное впечатление произвели французские «новые философы», рожденные событиями 1968 года, но они, как ныне выясняется, всё же не были мейнстримом. Недаром Сергей Хоружий всячески отбрыкивался от них, когда я упрашивал его написать реферативный обзор этих новых веяний. Сергей со скрипом, но согласился лишь по дружбе, и написал неплохо, меня же стиль и обычные французские штучки типа игры ума и парадоксальности ходов мысли привлекли, и в своей книге «Молодежь и прогресс: Философские рассуждения о драме свободы, любви и измены в истории» (Москва: Молодая гвардия, 1980) широко их цитировал. Правда, в той моей книге все же на первом месте стояли немцы.

В 1980-ые годы я изучал Сартра и Леви-Стросса, а также труды Габриэля Марселя и Мориса Мерло-Понти, а идеи Барта и Лакана воспринимал как бы глазами Альтюссера в русле французского структурализма и не открыл их для себя как самобытную новацию. Многое казалось мне продолжением и переосмыслением тех же немцев, прежде всего Хайдеггера (что небезосновательно). Но мои друзья и знакомые всё чаще ссылались на французов, а Виктор Павлович Визгин вообще предстал франкофилом и конгениально раскрыл идейный мир Гастона Башляра и того же Марселя. И другие советские (ныне российские) философы активно осваивали новейшую французскую мысль и готовили почву для того взлёта общественного интереса к ней, который мы ныне наблюдаем.

И в 1990-ые годы стало очевидным у нас, что во Франции после Второй мировой войны произошел философский прорыв, сравнимый с тем, который случился в Германии в конце XVIII – XIX-го веков после Великой Французской революции.

На наших глазах уходили такие великие французские философы, как Ролан Барт, Жиль Делёз, Жак Деррида, Жан Бодрийяр. Это – корифеи, классики. И они, на мой взгляд, стали не просто провозвестниками и властителями дум новой – постиндустриальной – эпохи человечества, но и подвигли нас к осознанию «матрицы» или Программы, которую люди призваны сами «программировать» и тем самым досотворять сущее до алтаря бытия. Они ушли, и образовавшийся некоторый вакуум постиндустриальной духовности призвана заполнить бурно вздымающаяся ныне русская мысль с изначально присущей ей "прикладной эсхатологией".
В избранное