Лев Регельсон о Постановлении № 362 и судьбах Русского Православия (начало)

Религиозных конфессий в мире и в РФ много – христианские, исламские, буддистские, иудаистские, индуистские и прочие. Разновидностей христианства тоже множество – православные, католики, протестанты и так далее. И среди православных можно ногу сломить – Русская Православная Церковь Московского Патриархата (РПЦ МП), Русская Православная Церковь Зарубежья (РПЦЗ), Истинно-Православная Церковь – Московская Митрополия (ИПЦ-ММ), различные катакомбные церкви, старообрядцы разных толков. Помрет человек – кто будет отпевать, деньги с родственников получать и т.д.? На виду – РПЦ МП, пытающаяся монополизировать «духовный рынок» русского Православия и поддерживаемая нынешними властями РФ. А другие православные конфессии России – почему не вливаются в стройные ряды официально-официозного вероисповедания?

Конечно, есть единая для всех и глубинная Правая Вера, но она, как Град Китеж, скрыта под поверхностью суе- и обрядоверий. Духовно-ритуальный ширпотреб – всякие частные конфессии со своим священноначалием и прайс-листом. Грубо? Но такова правда. Имеет место конкуренция за души людей, и каждая религиозная организация-фирма предлагает свои услуги. Редко кому дарована духовная сила быть цельником, способным общаться с Богом напрямую. Подавляющее большинство людей – частники, которых мало волнуют высшие вопросы, и они или не обращаются со своими духовными заботами и тревогами к каким-либо священнослужителям, или выбирают тот храм, в который ходят окружающие и который считается традиционно-привычным. Частникам достаточно имитации веры, и частные конфессии эту посредническую имитацию более-менее добросовестно исполняют.

Как актер-артист в театре или на эстраде более-менее добросовестно играет роль или исполняет номер и заставляет частника-зрителя на какое-то время сопережить то или иное высокое чувство, так и жрец-священнослужитель свершает обряд и может на время тронуть душу и возвысить её. Заплатил частник за билет – как бы приобщился цельному. А потом хоть упейся до отключки, делай что-либо непотребное – в храме снова исцелят.

Немаловажен выбор духовной фирмы-посредника. Чем субъектнее человек, тем он придирчевее относится к предлагаемому духовному товару. И смотрит, каково качество исходного догматического материала, кто изготовитель и какова его кредитная история, нет ли отягчающих обстоятельств, предусмотрена ли гарантия, может ли «покупатель» через «общество потребителей» (церковную общину) подсказывать «производителю» (священноначалию) и «продавцу» (клирики) свои пожелания и требования. Разумеется, субъектник предпочтет самоуправляемую духовную общину, которая будет восприимчива к его интересам, и поэтому с переходом к субъектному Новому Времени (модерну) возник «демократический» протестантизм в противовес «монархическому» католицизму, а ныне, в период постиндустриальной модернизации человечества, сопряженной с низовой субъектизацией, не только объективно повышается притягательность «протестантских» конфессий, но и на первый план выдвигается объективная потребность в Правой Вере.

Вызовы времени побуждают священноначалия всех конфессий давать адекватные ответы. В рамках традиционных обрядоверий, с точки зрения правоверия, никакой адекватности заведомо быть не может, и потому попытки обрядоверцев приспособиться к требованиям «общества знания» обычно выглядят жалкими пародиями и натужными «инновациями». А в тех обществах, которые по внутренним социально-политическим причинам не могут или не хотят ответить на вызовы постиндустриальной глобализации, расцветают - при явной или неявной поддержке правящих реакционных режимом - те или иные виды махрового ретроградства или религиозно-экстремистского «фундаментализма». И вместо простора для духовной субъектизации и восхождения к Правой Вере и через неё к Богу – имеем сектантско-обрядоверческую десубъектизацию.

Естественны злокачественные опухоли и рецидивы старых болячек в таком искусственно-демодернизируемом обществе, как нынешнее российское. Подземная пензенские эпопея или «феномен Грабового» - у всех на слуху. Но и в официальном православии наблюдаем ряд весьма тревожных тенденций, которые ни к чему хорошему не приведут. Помимо слишком апологетического отношения к нынешнему неофеодально-компрадорскому правящему режиму, здесь имеется в виду и ряд канонических и экклезиологических изъянов, обрекающих РПЦ МП в нынешнем виде на тупиковость и крах неправоверности.

Исполнился год с церемонии в Храме Христа Спасителя, на которой я присутствовал, когда свершился Акт канонического единения РПЦ МП (Русской Православной Церкви Московского Патриархата) и РПЦЗ (Русской Православной Церкви Зарубежья). Это – не поглощение, а скорее взаимовыгодный союз, ради которого отставили в сторону разные исторические и политические разногласия. Впрочем, таких надстроечных тонкостей можно выставить сколько угодно, если надо развестись, а базисный интерес на сей день подталкивает к совместной практике и соответственно к совместному богослужению. Но ряд православных объединений остается в стороне. Среди них - ИПЦ-ММ (Истинно-Православная Церковь - Московская Митрополия, ранее имевшая название Российской Истинно-Православной Церкви).

ИПЦ-ММ представляет собой каноническое самоуправляющееся объединение епископата, клириков и мирян и является частью Истинно-Православного движения. Это движение берет начало и имеет идеологическую и духовную связь с антисергианским движением (существовавшим с 1927 г.), которое и имело объединенное название Истинно Православной Церкви. Истинно-Православная Церковь 1920-х и последующих годов не была единой организацией, а состояла из отдельных самоуправляющихся общин и епархий (иногда - митрополичьих округов), объеденной единым мнением по наиболее важным догматическим и прочим церковным вопросам. Возникшее поначалу наряду с ИПЦ движение непоминающих (тоже, как и ИПЦ, не признававших власть митрополита Сергия и его «Синода»), в дальнейшем, в той части, которая так и не признала митрополита Сергия и его преемников, влилось в ИПЦ.

Итак, в 1927 году одни православные в Советском Союзе признали верховную церковную власть митрополита Сергия (Страгородского), провозгласившего лояльность к советской власти и получившего поддержку советского государства, а другие православные – не признали. От митрополита и затем патриарха Сергия выстраивается нынешняя РПЦ, а от антисергианцев – другие православные конфессии, самой крупной среди которых является ИПЦ-ММ.

Немного предыстории. Русское высшее Священноначалие, предвидя в условиях гонений развитие ситуации самым печальным образом, предусмотрело порядок управления Церковью в условиях полного упразднения внешними силами и обстоятельствами любых легальных церковных структур. 7/20 ноября 1920 Святейшим Патриархом, Священным Синодом и высшим Церковным Советом было издано Постановление № 362 (авторитет и канонический вес этому документу придает то, что он принят органами, избранными Поместным Собором, в отличие, например, от «Синода» митрополита Сергия, куда он сам назначил членов). Катакомбные объединения в обоснование своей каноничности обычно ссылаются на это знаменитое Постановление. Поэтому осветим его подробнее и приведем Доклад игумена Иннокентия (Павлова) на VIII Андреевских чтениях (Москва, 12-14 декабря 2003 года) Постановление № 362 и его роль в новейшей российской церковной истории: Историко-канонические заметки в связи с предстоящим официальным визитом в Москву митрополита Лавра. Часть 1:

«Прошедшее посещение России делегацией РПЦЗ и предстоящий визит ее первоиерарха митрополита Лавра, впервые осуществляемые по приглашению Патриарха Алексия II и носящие официальный характер, в силу ряда, в том числе и привнесенных извне, обстоятельств привлекли внимание российских масс-медиа. На этом фоне бросается в глаза, что не только далекие от церковной проблематики СМИ, но и специализированные издания, находящиеся, что называется "в теме", не оценили должным образом одно весьма важное заявление, связанное с начавшимися официальными контактами руководства РПЦЗ с Московской патриархией. Особую ценность этому заявлению придает тот факт, что среди подписавших его на первом месте стоит имя самого митрополита Лавра, готовящегося теперь к личной встречи с Патриархом Алексием II и членами Синода РПЦ МП. Речь идет о принятой 29 октября 2003 г. резолюции пастырского совещания Австралийской епархии РПЦЗ, в котором участвовали митрополит Лавр и член бывшей недавно в России делегации РПЦЗ архиепископ Австралийский и Новозеландский Иларион /МОЙ КОММЕНТАРИЙ: После кончины 16 марта 2008 года митрополита РПЦЗ Лавра, 12 мая 2008 года Архиерейский Собор РПЦЗ избрал архиепископа Илариона шестым Первоиерархом Русской Зарубежной Церкви/.

Данная резолюция была 11 ноября 2003 г. опубликована на интернет-сайте "Православие.Ру", выпускаемом московским Сретенским монастырем, наместник которого архимандрит Тихон (Шевкунов), как известно, серьезно вовлечен в процесс сближения РПЦ МП с РПЦЗ. Несмотря на свою краткость, эта резолюция весьма содержательна, так что имеет смысл привести ее целиком:

«Мы, духовенство Австралийско-Новозеландской епархии Русской Православной Церкви заграницей, - говорится в документе, - собравшееся в среду, 16/29 октября 2003 г. в городе Сиднее, под председательством правящего архиерея Преосвященного архиепископа Илариона и в присутствии Первоиерарха Русской Православной Церкви заграницей, Высокопреосвященнейшего митрополита Лавра и Секретаря Архиерейского Синода, Преосвященного епископа Гавриила Манхеттенского, на обсуждение причин созыва предстоящего Всезарубежного пастырского совещания в городе Нью-Йорке, высказали следующие мнения:

Мы, члены Русской Православной Церкви заграницей, никогда не отделяли и не отделяем себя ни от русского народа, ни от Русской Православной Церкви, но находимся, на основании указа № 362 св. Патриарха Тихона и его Синода, во временном самоуправлении.

Мы считаем, что наступило время всем частям Российской Поместной Церкви для сближения и возвращения к принципам и духу Всероссийского Поместного Собора 1917-18 гг. путем переговоров.

Ввиду того, что со времени Всероссийского Поместного Собора прошло много лет, возникло много проблем, которые нужно тщательно изучить и возвратиться к каноническим нормам соборной церковной жизни. Мы считаем, что этот процесс должен происходить в духе истины, христианской любви и взаимопонимания.

Мы молим Господа Бога об успешной работе предстоящих Всезарубежного пастырского совещания и Архиерейского Собора для всеобщей церковной пользы».

Показательным здесь является удивительный на фоне современной российской церковной действительности трезвый тон документа. В нем отсутствуют избитые и вполне оспариваемые в случае полемики идеологемы ("экуменизм", "сергианство"), столь характерные в последние десятилетия для РПЦЗ. Зато обнажается, можно сказать, главный нерв современной российской церковной жизни как на родине, так и в диаспоре: необходимость возвращения к принципам и духу Всероссийского Поместного Собора 1917-1918 годов. Вот, собственно, о чем следует говорить в Москве.

А в связи с будируемым в последние десятилетия деятелями РПЦЗ вопросом об экуменизме, показательным представляется суждение ее видного идеолога протоиерея Петра Перекрестова, высказанное им в 1994 г. в докладной записке на имя секретаря Архиерейского Синода архиепископа Сиракузского и Троицкого Лавра (http://www.portal-credo.ru/site/?act=news&id=1609&topic=176), где он пишет буквально следующее:

"Очень важно при оценке экуменизма принять во внимание, что в своей зачаточной стадии, у экуменизма действительно были искренние побуждения - найти общий язык среди христианских деноминаций. Но это побуждение впоследствии перешло почти к требованию участия в общих молитвах, принятия общих богословских текстов, признанию друг друга как "сестер-церквей" и, вообще, установления "Нового религиозного порядка". Поэтому никоим образом нельзя сравнивать экуменизм, скажем, 20-х, даже 40-х или 50-х годов с экуменизмом конца 60-х годов и по сей день".

У всех, кто знаком как с историей экуменического движения, так и с российской церковной историей истекшего века, данный пассаж может вызвать только улыбку необоснованностью высказанного суждения. При этом оно обнаруживает истинное, но не проговариваемое, намерение автора. Видеть какую-то принципиальную разницу между экуменическим движением 20-х, даже 40-х, с одной стороны, и конца 60-х и последующих годов нет никаких оснований. И тогда, на тех же конференциях комиссии "Вера и церковное устройство" (1927, 1937 гг.) и потом уже в рамках Всемирного Совета Церквей принималось то, что о. Петр называет "общими богословскими текстами", и тогда и потом эти мероприятия сопровождались общей молитвой участников (понятное дело, без интеркомуниона, т. е. евхаристического общения).

Другое дело, что и тогда и потом православные участники (до Второй Мировой войны среди них были и представители РПЦЗ) могли выражать (и выражали) свое особое мнение по поводу этих документов, кстати, никогда не носивших доктринального характера и, вообще, никого ни к чему не обязывавших. Да и от участия в общих молитвах всегда можно было отказаться. Правда, такой случай имел место лишь однажды, а именно в 1998 г. в Хараре на VIII Генеральной ассамблее ВСЦ, когда это сделали делегации некоторых православных церквей, и прежде всего РПЦ МП.

Что же касается термина "сестры-церкви", то это, вообще, как говорится, из другой оперы. Он стал использоваться уже в лексиконе Католической Церкви после Второго Ватиканского Собора (1963-1965) для обозначения ее представителями церквей апостольской традиции – греко-православных и древне-восточных. Другое дело, что именно в 60-е гг., когда, с одной стороны, уже как два десятилетия греко-православные патриархаты и поместные автокефальные церкви в качестве именно Русской Церкви стали признавать исключительно Московский Патриархат, при этом почти полностью игнорируя РПЦЗ, а, с другой, большинство этих церквей вместе с РПЦ МП оказались представленными в ВСЦ.

Что касается такого феномена новейшей российской церковной истории, как "сергианство", то оно не имеет однозначного понимания в церковно-общественной мысли. Взгляд на него автора этих строк /игумен Иннокентий Павлов/ совпадает с тем, что в свое время высказал Лев Регельсон в известной книге "Трагедии Русской Церкви". В свою очередь, идеологи РПЦЗ с самого начала ее размежевания с Московской патриархией в сентябре 1927 г. в связи с известной декларацией митрополита Сергия и его Синода усматривают здесь свой фронт полемики, начало которому кладет окружное послание Архиерейского Собора РПЦЗ от 27 августа/9 сентября 1927 г., где упор сделан на политическом аспекте. Так, авторы этого документа пишут:

"Послание митрополита Сергия не архипастырское и не церковное, а политическое и посему не может иметь церковно-канонического значения и не обязательно для нас, свободных от гнета и плена богоборной и христоненавистной власти. <…> Иерархи (т.е. члены сергиевского Синода – И. И.) благословляют противохристианскую политику врагов всякой религии. Положение дела совершенно чуждое Церкви, вредное и опасное, способное создать новую тяжкую смуту в Церкви дать повод опасаться за чистоту Православия в России. Церковь не может благословлять противохристианскую, а тем более безбожную политику" (Церковные ведомости, Белград, 1927, № 17-18, стр. 2).

И от готовности Московской патриархии к восстановлению в жизни современной Российской Церкви определенной Собором 1917-1918 гг. как последним выразителем ее канонического сознания нормы церковного устройства и управления должен зависеть успех возможного сближения РПЦЗ с РПЦ МП. Ценность такого заявления именно сейчас определяется тем простым фактом, что, несмотря на более чем десятилетний срок после падения коммунистической идеократии, при которой имел место отход от нормы церковной жизни, определенной на Соборе 1917-1918 гг., священноначалие МП сначала "не спешило" к ней вернуться, а на своем "юбилейном" Архиерейском Соборе 2000 г. практически отказалось от ее принципиальных положений.

Этот разрыв можно увидеть, если сравнить принципиальные положения таких основополагающих определений Священного Собора Православной Российской Церкви, как "О правах и обязанностях Святейшего Патриарха Московского и всея России", "О порядке избрания Святейшего Патриарха", "По общим положениям о высшем управлении Православной Российской Церковью", "О высшем управлении Православной Российской Церковью – о Священном Синоде и Высшем Церковной Совете", "О круге дел, подлежащих ведению органов Высшего Церковного Управления", "О епархиальном управлении" и Приходской устав (Священный Собор Православной Российской Церкви. Собрание определений и постановлений. Выпуски 1-4. - Москва: Издание Соборного Совета, 1918 /репринт: Московский Новоспасский монастырь, 1994), с одной стороны, и такие разделы Устава Русской Православной Церкви, принятого на Юбилейном Архиерейском Соборе (13-16 августа 2000 г.), как "IV. Патриарх Московский всея Руси", "V. Священный Синод", "VI. Московская Патриархия и Синодальные учреждения", "X. Епархии" и "XI. Приходы" (http://www.mospat.ru/chapters/regulation), - с другой. Автор этих строк /игумен Иннокентий Павлов/ обычно предлагает сделать это в качестве практического задания участникам своего семинара по церковном праву в московском Свято-Филаретовском институте.

Стоит ли говорить, что именно с этим связаны все имеющие место в последние годы церковные нестроения и соблазны, таящие в себе очевидные угрозы для исторического будущего Российской Церкви. В связи с этим необходимо подчеркнуть, что если во время своего предстоящего визита в Москву митрополит Лавр в духе истинной церковности решительно и гласно доведет вышеприведенную благую мысль, под которой он первым поставил свою подпись, не только до своих партнеров по переговорам, но и до российского церковного общества, то его визит можно будет, действительно, оценить как исторический.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Увы, ограничилось обменом мнениями, всё остаётся как было!/

Ещё в рассматриваемой резолюции обращают на себя два момента. Первый, безусловно, оптимистический. Участники сиднейского совещания говорят в ней не только о РПЦЗ и МП, но именно о всех частях Российской Поместной Церкви в связи с необходимостью ее воссоздания на основе верности определениям Московского Священного Собора. Таким образом, речь идет о включении в соборный процесс не только зарубежных "юрисдикций", вышедших из лона Российской Церкви, но и о генетически связанных с ней церковных формированиях на родине, исторически составивших альтернативу РПЦ МП. Второй же момент вселяет понятный пессимизм в отношении реальной перспективы реализации совершенно естественных с позиции канонического сознания требований, выдвинутых в резолюции. Речь идет о пути переговоров, которым ее авторы предлагают вернуться к принципам и духу Всероссийского Поместного Собора 1917-1918 гг.

Зная последние, необходимо со всей определенностью сказать, что вернуться к ним можно только путем вовлечения широкой церковной общественности к гласному обсуждению реальных проблем российской церковной жизни на родине и за рубежом, возникших именно в результате отступления от указанных принципов и духа. Что же касается "пути переговоров", то существует опасность, что связанная с природой любых переговоров непрозрачность может способствовать уходу переговорщиков в сторону от анонсированной темы, когда все окажется сведенным к беспринципному торгу.

Ещё одним показательным моментом в вышеприведенной резолюции является упоминание постановления (в тексте - указа) № 362, принятого 7/20 ноября 1920 г. соединенным присутствием Священного Синода и Высшего Церковного Совета Православной Российской Церкви под председательством св. Патриарха Тихона. В различных документах РПЦЗ ссылка на это постановление с 1922 г. стала традиционной в плане оправдания того ее канонического статуса, который определяется ею как временное самоуправление. Указанное постановление, несомненно, является ключевым документом к пониманию новейшей церковной истории, связанной с существованием Российской Церкви в условиях установления на родине богоборческого идеократического режима и вызванных этим последствий. По сути, это был последний акт канонической высшей российской церковной власти (согласно соборному определению от 8 декабря 1917 г. "О круге дел, подлежащих ведению органов высшего церковного управления" - соединенному присутствию Священного Синода и Высшего Церковного Совета принадлежала законодательная власть в Православной Российской Церкви в период между созывами Поместного Собора), которым был определен строй церковного управления в чрезвычайных для Российской Церкви условиях ее бытия. Раздел "Г" указанного определения гласит: "Священный Синод и Высший Церковный Совет, каждый в отдельности или совместно по принадлежности, разрешают все недоразумения и вопросы, порожденные неполнотой или неясностью законов и соборных определений" (Священный Собор Православной Российской Церкви. Собрание определений и постановлений. - Москва: Издание Соборного Совета, 1918. – Выпуск 1. – Стр. 16).

При этом необходимо подчеркнуть, что это касалось не только её епархий и других церковных формирований, оказавшихся вне границ советской России, но прежде всего именно Церкви на родине в условиях советского строя и его антицерковной политики. При этом постановление № 362 - это отнюдь не только исторический памятник более чем восьмидесятилетней давности. Он сохраняет свою актуальность как канонический источник Православной Российской Церкви, в свете которого становится очевидным, в каком статусе все её части, о коих упоминается в Сиднейской резолюции, призваны приступить к вожделенному соборному процессу ее воссоздания.

Однако прежде следует сделать несколько замечаний относительно судьбы постановления № 362 (так оно было зарегистрировано в канцелярии Высшего Церковного Управления в ноябре 1920 г.) как канонического и исторического источника. Понятно, что по обстоятельствам места и времени этот принципиальный для всего строя церковной жизни и управления в чрезвычайных для Российской Церкви условиях документ не мог быть опубликован в церковной печати, которая в нашей стране уже два года как была ликвидирована большевиками. Патриарх Тихон распространил его циркулярно, и именно образовавшийся в сентябре 1922 г. Архиерейский Синод РПЦЗ дважды опубликовал его в своем органе – белградских "Церковных ведомостях" (1922, № 1 и 1926, № 17-18).

В нашей стране машинописные экземпляры постановления в условиях антицерковного террора оказались либо утраченными, либо погребенными в архивах ОГПУ-НКВД-МГБ-КГБ, чьи органы в течение десятилетий были озабочены изъятием церковной документации. Белградские же "Церковные ведомости" также были недоступны церковным историкам в СССР, будучи надежно сокрытыми в спецхране "Ленинки".

Так, полный текст этого документа не был доступен ни покойному Михаилу Губонину (1907-1971), собиравшему послереволюционные российские церковные источники, ни ныне здравствующему Льву Регельсону, написавшему, в том числе и на основе губонинского архива, свою известную "Трагедию Русской Церкви", впервые увидевшую свет в русскоязычном парижском издательстве YMCA-Press в 1977 году.

В архиве Губонина, большая часть которого была опубликована Свято-Тихоновским богословским институтом в 1994 г., имеется ссылка на постановление № 362, при этом там воспроизведена лишь весьма краткая цитата из него, тенденциозно вырванная из контекста в 1927 г. и ставшая доступной собирателю благодаря материалам 2-го съезда т.н. Временного Высшего Церковного Совета (об этой структуре несколько слов будет сказано в соответствующем месте) (Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти 1917-1943. Сборник в двух частях. Составитель М.Е. Губонин. – Москва: Православный Свято-Тихоновский богословский институт; Братство во имя Всемилостивого Спаса, 1994. – Стр. 169).

В свою очередь Регельсон приводит более пространную выдержку из Постановления № 362 по случайно ставшей ему доступной книге известного канониста С.В. Троицкого "Размежевание или раскол" (Paris: YMCA-Press, 1932. – Стр. 47-48), в которой цитируются только его пп. 2, 4, 5, 6 и 10, представлявшие интерес для автора в виду целей его работы – рассмотрения канонического статуса церковных формирований в Российском Зарубежье в 1920-е – начале 1930-х годов (Регельсон Л. Трагедия Русской Церкви 1917-1945. – Paris: YMCA-Press, 1977. – Cтр. 269-270). Таким образом, Регельсону не были известны другие пункты постановления № 362, особенно первый из них, тогда как они, будучи взятыми в комплекте, могли бы иметь для его работы, можно сказать, концептуальное значение.

Справедливо усматривая каноническую основу жизни и управления Православной Российской Церкви в определениях Московского Священного Собора 1917-1918 гг., Регельсон следующим образом оценивает те моменты её истории, которые были связаны с утратой ею канонического высшего управления: "Попытка подменить Боговластие единоначалием, попытка заменить трудный путь утверждения достоинства каждого епископа как самостоятельной основы Церкви лжесмиренным послушанием церковно-административному "начальству" привела к разрушению всего патриаршего строя Русской Церкви. В результате Русская Церковь оказалась ввергнутой в те же бедствия, которое несло с собой обновленчество, - частичное восстановление церковно-государственной лжесимфонии и подмена соборно-патриаршего строя Церкви строем административно-бюрократическим. <…> Хотя митрополит Петр /действовавший в качестве Патриаршего Местоблюстителя – И. И./ впоследствии поясняет, что он имел в виду лишь весьма ограниченные полномочия своих заместителей – ведение текущих дел - однако и такое заместительство было нововведением, не предусмотренным никакими предыдущими церковными установлениями. Если строго следовать принципам, установленным Собором и Патриархом, то с арестом митр. Петра должен был вступить в действие Указ 7/20 ноября 1920 г. о децентрализации церковной структуры и самоуправлении епархий. Безразлично - с возношением имени митр. Петра, или только своего епархиального архиерея, вплоть до освобождения митр. Петра или передачи им своих полномочий другому Местоблюстителю /имеется в виду, указанных в распоряжении Патриарха Тихона – И. И./" (Регельсон Л. Указ соч. – Стр. 97, 103).
Очевидно, что эти справедливые замечания выглядели бы куда убедительнее, если бы автор был знаком с полным текстом Постановления № 362, имея в виду прежде всего его п. 1.

Но вот наступили постсоветские годы. Российская зарубежная периодика давно уже извлечена из спецхранов. Стали доступны и государственные архивы, а для Свято-Тихоновского богословского института теперь доступен даже архив ФСБ. Однако связанная с Московской патриархией официальная историография так и не ввела в свои анналы столь важный источник, о котором знает каждый, кто профессионально занимается новейшей российской церковной историей.

В вышедшей в 1997 г. официозной "Истории Русской Церкви 1917-1997" ее автор протоиерей Владислав Цыпин уделяет ему лишь нижеследующее краткое замечание:

"Затруднена была… связь с епархиями, поэтому 20 ноября 1920 г. Патриарх, Священный Синод и Высший Церковный Совет… приняли постановление о самоуправлении епархий при невозмож¬ности поддерживать связь с каноническим центром или в случае прекращения деятельности высшего церковного управления. В этом постановлении, в частности, говорилось:

"В случае, если епархия вследствие передвижения фронта, изменения государственной границы и т. п. окажется вне всякого общения с высшим церковным управлением или само высшее церковное управ¬ление почему-либо прекратит свою деятельность, епархиальный архиерей немедленно входит в сношение с архиереями соседних епархий на предмет организации высшей церковной власти для нескольких епархий, находящихся в одинаковых условиях".

Таким образом, был найден правомерный путь к сохранению канонического строя церковного управления, как бы трагиче¬ски для Церкви ни развернулись события в стране" (Цыпин В., протоиерей. История Русской Церкви 1917-1997 // История Русской Церкви. Книга IX. – Москва: Издательство Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1997, стр. 66).

Интересно, что увенчанный за вышеуказанный труд степенью доктора церковной истории автор не только не приводит довольно краткий (порядка двух машинописных страниц) документ целиком, но и включенную в свой труд цитату заимствует не из ставшего доступным издания источника, а по сборнику материалов губонинского архива, где она представлена только в виде вышеприведенного обрывка. И совсем уж скандально выглядит полное молчание Цыпина о Постановлении № 362 в принадлежащих его же перу очерках "Русская Православная Церковь в новейший период. 1917-1999" и "Высшее церковное управление Русской Православной Церкви. 1700-1999", вошедших в "нулевой" том "Православной энциклопедии", представляющей обзор тысячелетней истории Русской Церкви (Русская Православная Церковь // Православная энциклопедия. – Москва: Церковно-научный центр "Православная энциклопедия", 2000, стр. 136-148, 220-222).

Не менее соблазнительной в этом плане оказалась позиция Свято-Тихоновского богословского института, выпустившего в 2000 г. сборник материалов из следственного дела Патриарха Тихона, включающего в себя все материалы делопроизводства Высшего Церковного Управления за 1918-1922 гг. и хранящегося в архиве ФСБ. Его составители во главе с протоиереем Владимиром Воробьевым не только не включили Постановление № 362 в свое издание, но даже не указали на него в своих примечаниях. Не оправдывает их в этом и заявленный ими в предисловии принцип отбора документов, когда они дают приоритет тем из них, в коих "отражен ход следствия Патриарха Тихона" (Следственное дело Патриарха Тихона. Сборник документов по материалам Центрального архива ФСБ РФ. Составители протоиерей В. Воробьев, Н. А. Кривова, С. Н. Романова, А. В. Щелкачев. – Москва: Православный Свято-Тихоновский богословский институт, 2000, стр. 53). Дело в том, что интересующее нас Постановление имеет к этому ходу самое непосредственное отношение, поскольку явилось результатом полуторогодичного домашнего ареста Патриарха (декабрь 1919 - сентябрь 1921 г.), когда над ним постоянно висела угроза полной изоляции, а над предводительствуемыми им органами Высшего Церковного Управления перспектива закрытия. С учетом того, что публикуется ниже, станет ясно, что такая позиция далеко не случайна.

На этом фоне счастливым исключением выглядит небольшая книга преподавателя Санкт-Петербургской духовной семинарии священника Георгия Митрофанова "Православная Церковь в России и эмиграции в 1920-е годы" (Санкт-Петербург: Ноах, 1995, выпущенная им с благословения митрополита Иоанна (Снычева). Будучи действительно квалифицированным историком, о. Георгий в отдельном приложении приводит целиком все необходимые для темы его сочинения источники, в том числе и постановление № 362 (стр. 86-88). Более того, привлекая их и другие документы для построения соответствующей исторической картины, он делает это добросовестно, цитируя нужный ему пассаж в необходимом контексте. Он приводит в своем тексте достаточно полные цитаты, позволяющие понять центральные мысли таких документов, как постановление Московского Священного Собора о "чрезвычайном местоблюстительстве" и принципиальные пп. 1 и 2 постановления № 362 (стр. 6-7, 15-17). Таким образом, он оказался практически первым, кто познакомил заинтересованного российского читателя с Постановлением № 362. Однако его работа имеет тот неизбежный изъян, что порой выводы, которые делает автор, обусловлены не их содержанием, а той идеологической позицией, которую он вынужден отстаивать.

Идеологическая направленность работы о. Г. Митрофанова хорошо видна из следующего пассажа: "Жесткая позиция, занятая в отношении Русской Православной Церкви Советским правительством, и ответная реакция на эту позицию Поместного Собора сделали неизбежным возникновение конфликта между Церковью и государством, чреватого для Церкви не только возможностью закрытия Поместного Собора, но и перспективой ликвидации всех органов высшего церковного управления. Именно в этот действительно критический для высшей церковной власти в России момент Поместный Собор принял поистине промыслительное решение, не только достойно увенчавшее собрание определений Собора о высшем церковном управлении, но и сделавшее возможным само существование этого управления на протяжении более чем 25 тяжелейших лет русской церковной истории, которые отделяли Поместный Собор 1917-1918 гг. от ближайшего Поместного Собора 1945 г." (стр. 6).

Прежде всего, указанное автором постановление, кстати, не вошедшее и не могшее войти в "Собрание определений и постановлений" Священного Собора и известное в истории под условным названием "О чрезвычайном местоблюстительстве", не имело никаких канонических последствий для той идиллической картины, которую он нарисовал. При этом обращает на себя внимание, что официальное название поместной церкви нашей страны, известное из соборных материалов 1917-1918 гг. – Православная Российская Церковь, заменяется им на позднейшее название подведомственной Московской Патриархии структуры – Русская Православная Церковь. Еще более вопиющим идеологизмом, с которым не может согласиться ни один честный церковный историк, является поставление на один уровень канонического достоинства Священного Собора 1917-1918 гг. и подготовленного, включая сюда и подбор его членов, Московской патриархией под зорким наблюдением советских "компетентных" органов т. н. Поместного Собора 1945 г., проведенного всего в три дня (31 января-2 февраля 1945 г.), во время которого открытым голосованием на безальтернативной основе был "избран" Патриарх "всея Руси" Алексий (Симанский) и без лишних дискуссий принят куцый "Устав об управлении Русской Православной Церкви", решительно рвущий с тем строем церковной жизни и управления, который для Российской Церкви является единственно каноничным, как определенный её соборной волей. Таким образом, о. Г. Митрофанов тщится доказать недоказуемое: будто бы историческая Православная Российская Церковь и нынешняя РПЦ МП есть одно и то же, и будто бы последняя выступает правопреемницей первой».

Это принципиально-ключевое Постановление № 362, введенное в действие митрополитом Агафангелом в 1920 г. (а он после ареста Патриарха Тихона согласно установленному порядку принял на себя временное возглавление Русской Церкви), является каноническим основанием для возникновения и дальнейшего существования ИПЦ в России и РПЦЗ за границей. Поскольку канонического восстановления Высшего Церковного Управления в России до сих пор не произошло, это Постановление продолжает сохранять свою каноническую силу. Таким образом, ИПЦ-ММ - самоуправляемая часть Русской Православной Церкви на правах митрополичьего округа. При восстановлении в России канонической Высшей Церковной власти, ИПЦ-ММ естественным образом вольется в возрожденную РПЦ и все акты свои предоставит на рассмотрение и утверждения этой Власти.