Господин и быдло

Богатый Запад демонстрирует торжество народовластия, многотысячные манифестации и митинги и стачки, сменяемость государственных и партийных лидеров, почти врожденное чувство достоинствa у многих простых граждан. Некоторые в холопской РФ уверяют, что западные люди всегда были таковыми, но зато они из-за своего потребительства потеряли в духовности, в то время как бедные русские люди наконец-то возвращаются к своему исконному – «самодержавию, православию, народности». Запад есть Запад, Восток есть Восток. Что западному здорово, то русскому смерть. Долой демократию и дерьмократов!

Ряд русских интеллектуалов уже сделали свой выбор и шарахнулись к «национальным лидерам» и попам и усердно восхваляют прелести крепостничества и кнута. Не буду называть их фамилии (много чести), но каждый может найти их в Живом Журнале, в глазах рябит. Между тем и западные люди были быдлом, когда находились на примерно таком же уровне бедности, как основная масса нынешних русских.

Перечитывая интеллектуальный бестселлер английского писателя Лоуренса Норфолка «Словарь Ламприера» (Москва: Эксмо; Санкт-Петербург: Домино, 2006), на стр. 43 встретил описание воскресного богослужения в сельской местности на англо-французском острове Джерси в XVIII веке, всего два с лишним столетия назад. Вот дочь местного земельного олигарха Джульетта Кастерлей идёт в приходскую церковь:

«- Доброе утро, мисс Кастерлей, ваш батюшка не почтит нас сегодня своим присутствием?

Кивок в сторону фермерских жен, чуть уловимое движение шляпки (и не более того) в сторону их сыновей. Сложная гамма приветствий и пожеланий сопровождает ее, пока она идет по центральному проходу к своей скамье, стоящей впереди всех. Опустившись на свое место, она думает о тех, кто остался за спиной, и решительно, как делала это каждое воскресенье, подавляет настойчивое желание обернуться и посмотреть на людей, которые неспешным потоком вливаются в храм. Оттуда до нее долетает джерсийская французская речь, смешанная с обрывками английских фраз. Под высоким рельефным потолком церкви Святого Мартина стоит несмолкающий гул голосов, в котором невозможно различить ни единого слова.

Внизу все по-другому. Начиная с передних скамей, в соответствии с островной табелью о рангах, верующие были отсортированы и зарегистрированы согласно своему состоянию и положению. Там землевладельцы, осторожно называющие себя фермерами-арендаторами и наследственными пользователями земель, вперемешку с наиболее удачливыми из ремесленников. За их спинами - основная масса прихожан: наемные работники, пастухи, собиратели водорослей, их жены и дети делятся новостями прошедшей недели. По всему помещению разносится эхо этого назойливого гудения, от которого Джульетта держится особняком. Она сидит на передней скамье, одинокая и молчаливая.

«Почему все это именно так, - спрашивает она себя. - Ведь я из такой же плоти и крови, как они, точно такой же. И все-таки они снимают передо мной шапки и шляпы, а их отродья делают неуклюжие реверансы и кланяются мне. Что они видят во мне? А если отнять у меня изящные туалеты, эту коляску, поместье и акры лежащей окрест земли? Что останется? Бедняжка, которой место в поле или на уличных задворках? Именно так».

Отец разъясняет её нехитрую суть дела:

«Запомни, мое сокровище, - сказал он, - пастыри могут меняться, но овцы всегда остаются овцами. Пастырь может быть существом низким, даже хуже своего стада. Но для овец он - бог, они абсолютно уверены в этом. И если одна из овец убегает, то это случается не потому, что она не верит в своего бога. Как раз наоборот, она умоляет своего бога показать ей свое лицо, свое могущество. Мы играем на виду у галерки, моя любовь... Помни об этом».

От лендлорда экономически зависят низы, и эта экономическая зависимость порождает холопство как на Западе, так и на Востоке. Когда физическое выживание напрямую зависит от барина или царя (государство), у подавляющего большинства населения возникает «стокгольмский /Стокгольм – западный город/ синдром», то есть выверт обожания господина. Рейтинг мучителя-эксплуататора среди быдла – зашкаливает. Как выразился Николай Некрасов – «Люди холопского звания – Сущие псы иногда: Чем тяжелей наказание, Тем им милей господа». Перекличка с ситуацией в РФ – очевидна.

Нет ничего нового под Солнцем, и все люди одинаковы со времен Адама и Евы и живут по одним и тем же инстинктам и устремлениям и могут оплодотворять друг друга и болеют одними и теми же болезнями и лечатся одними и теми же лекарствами. И менталитет нищих одинаков везде и всегда, и менталитет богатых (экономически-самодостаточных) тоже одинаков везде и всегда. И если русский человек попадает в западное субъектное общество, он обычно быстро привыкает к правилам свободной жизни и добивается успеха и выглядит вполне достойно, а западный человек, если попадет в нынешнюю РФ и будет жить в таких же скотских условиях и в таких же беспросветностях, в каких живут десятки миллионов россиян, то уже через полгода будет гадить в подъезде своего дома, бросать мусор куда попало, напиваться со случайными собутыльниками и не высовываться со своими требованиями-протестами, зато на выборах, как послушное быдло, проголосует за очередного «национального лидера» (царя) и его «партию власти».

Низы во всех обществах в массе своей досубъектны, и лишь незначительная доля этих низов способна самостоятельно прорваться к субъектности, если вдруг верхи пойдут на «раскрепощение» феодальных или неофеодальных отношений и снимут межсословные барьеры. Поэтому речь идёт не о всеобщей субъектизации «низов» (это вредная утопия), а о взращивании «критической массы» низовой субъектности. Сам факт жизнедеятельности и прорыва этой «критической массы» формирует и нормализует новое качество низовой жизни и облегчает низовую социализацию (грамотность, профессиональная подготовка, социальные лифты и т.п.), которая как раз должна быть всеобщей. Субъектизация и социализация идут рука об руку примерно так же, как политика и экономика в понимании Владимира Ильича Ленина. Низовая субъектизация не может не иметь первенства над всеобщей социализацией, и если социализация служит лоном-почвой субъектизации, то субъектизация – это мотор-двигатель социализации.

Вывод – надо побороть бедность, которая, заметим, обусловлена уровнем развития производительных сил и сопряжена не только с эксплуатацией и ограблением извне, но зачастую с леностью и шкурностью изнутри. Многие просто не хотят упорно трудиться и добиваться самодостаточности (свободы) и предпочитают быть на содержании родителей, родных и близких и общества. Поэтому ложен лозунг – отнять у богатых и разделить среди бедных. Проходили! Это – тупик. А надо, как на продвинутом Западе и на прорывающемся Востоке, помочь самым предприимчивым низовикам встать на ноги и обрести свой бизнес, то есть форсированно взращивать низовую субъектность. Не кем-то пойманную рыбу надо раздавать, а помочь желающим приобрести собственную удочку и с её помощью научить ловить самому. Тогда и рыбы будет больше в обществе, и часть её можно раздать совсем уж немощным, убогим, старым. Чем меньше бедности – тем больше свободы и достоинства. И нет господского Запада и нет быдловатого Востока, а есть новый мировой и новый социальный порядок, базис которого - субъектность человека.